В начале осени в Новой Москве появился объект «Кто они?» — далеко не первая ваша работа в области паблик-арт. С чего начинался ваш опыт искусства в общественных пространствах?
Уже сложно вспомнить, но работать на улице было интересно всегда. Если строго посмотреть в резюме, то первой была работа, реализованная в рамках фестиваля АРТПОЛЕ 2006, организованного галереей «Айдан» в Зеленограде. Это была скульптура ярко-желтого цвета, изображающая известную пиктограмму — человечка, выкидывающего мусор в корзину. Реализация была не на высоте, тем не менее, дебют вполне удался.
Вы тогда уже имели представление о паблик-арте и его канонах?
Я бы не стал использовать слово «канон». Искусство очень разнообразно, паблик-арт — не исключение. Не то чтобы правил нет — скорее, существуют нюансы. Некоторые представления о работе с пространством я, конечно же, имел. У меня в кармане был диплом, где в графе «специальность» было написано «дизайнер среды». Правда, в какой-то момент я полностью прекратил заниматься дизайном и стал позиционировать себя как художник, перенеся дизайнерский опыт в поле искусства.
Да, вопрос и есть о нюансах — в то время, мне кажется, экспозиционеры и галеристы не очень много думали о них, просто выставляя подходящие работы на открытом воздухе…
Стоит признать: за последние 15-20 лет все сильно изменилось, но и сейчас восемь из десяти работ просто ставится на поверхность без всякой связи с контекстом, в чем, наверное, и есть главный нюанс. Паблик-арт в большинстве случаев — результат командной работы, в которой участвуют специалисты самых разных профилей.
Вы за годы работы все эти нюансы сформулировали для себя? Какие главные требования к произведениям паблик-арт?
Наверное, в первую очередь, важна связь с контекстом. Дальше — насмотренность, знание технологий и материалов, понимание того, как поведет себя неподготовленный зритель. Либо — создание модели поведения этого зрителя, которой он будет следовать.
Как развивался ваш собственный опыт после АРТПОЛЯ?
Путь был тернист и труден, но весьма успешен. В 2009 году совместно с Машей Заборовской были придуманы «Красные человечки», точнее, Red People. В течение года или даже больше мы пытались их где-то показать, в итоге дебют состоялся в лофт-проекте «Этажи» в Петербурге. Дальше проект экспонировался у Сергея Гридчина в подмосковной галерее GridchinHall. Оттуда прямиком человечки отправились завоевывать Пермь, наделав там много шума, по дороге заехав в Сколково и Алматы. Одновременно с этим делались новые большие и маленькие работы, которые постепенно распространились как в России, так и в других странах, осваивая улицы городов и пространства галерей, музеев и частных коллекций.
Имеете в виду модификации тех же человечков? Или другие работы?
Я очень плодовитый автор, у меня не бывает творческих кризисов, по крайней мере, до сегодняшнего момента еще не было. Помимо человечков, я сделал десятки других проектов, это не только объекты паблик-арта, а еще много всего другого. Один из инструментов, которым я пользуюсь, — это масштабирование. То есть сначала я делаю маленькие объекты (или рисунки), а потом они могут сильно увеличиться в размерах, иногда очень сильно.
«Красные человечки» действительно наделали много шума, на таких безобидных существ обрушилась тогда в том числе волна негатива. Как вам кажется, почему?
Тут долгая история, которая тянет на отдельную публикацию. Максимальный шум проект вызвал в Перми, когда там открывался музей современного искусства. Не всем это понравилось. Размещение новых, ярких и непонятных персонажей на улицах крупного города стало вишенкой на торте и вызвало шквал недоумения и неприятия. Вообще любая новация, связанная с общественными пространствами, вызывает неприятие. Было много историй как у нас, так и за рубежом, когда появление нового здания или арт-объекта на улице сопровождалось скандалом. Эйфелева башня — один из самых известных примеров.
Башня все-таки — гигантская доминанта, а человечки небольшие, к тому же бесполые…
Да, совершенно верно подмечено — небольшие, безобидные и бесполые. Пришлось хорошенько потрудиться, чтобы они были максимально геометричными и никого не напоминали. Я лучше скажу, кто хорошо принял мои скульптуры — это были студенты, в большинстве своем гуманитарии. И они, полагаю, в первую очередь приняли не мое искусство, а скорее общий вайб или, может быть, возможное направление развития жизни города.
В других городах тоже были полярные мнения о человечках? И как менялось общее отношение к ним в Перми?
Например, в Петербурге на них не обратили никакого внимания. Вообще! В районе Рублевки под Москвой не поленились подогнать трактор и снести четырехметрового человечка, сидящего на стуле в чистом поле. В Перми же, когда скульптуры убрали в очередной раз, в прессе стали появляться робкие публикации о том, «что это, конечно, уродство, но поставленное за наш счет, короче, верните человечков!». Рэпер Сява даже песню об этом написал, а писатель Проханов — целую книгу.
Такую массовость, как с человечками, удалось повторить в какой-то другой работе?
Это сложный вопрос, тут много критериев, но могу сказать точно: у меня есть еще несколько проектов, умеренно глобальных и по размерам, и по количеству, и по распространению. Это, например, GoodBad, Cubism, «Кто они?»...
А если из области паблик-арт — какие самые значимые лично для вас?
«Самые красивые лошади в мире» — две крупные скульптуры, установленные у западного фасада выставочного зала «Манеж» в самом центре Санкт-Петербурга. Очень люблю эту работу! Помимо ее художественных качеств, там вышел некоторый казус с названием проекта. Основная претензия некоторых раздраженных зрителей была в том, что их обманули — обещали самых красивых лошадей, а подсунули неизвестно что: «Мой ребенок лучше из туалетных втулок сделает». Стоит ли говорить, что это был преднамеренный и, как выяснилось, очень удачный троллинг с моей стороны.
«Кольца всевластия» — это, пожалуй, хит №1 в моем рейтинге. Самый лучший мой уличный проект. Реализованная в рамках фестиваля STENOGRAFFIA в Екатеринбурге работа представляет собой качественно сваренные из труб и покрашенные в яркие цвета простые конструкции. С первого взгляда напоминают продукты деятельности служб ЖКХ, но при этом понять их функцию совершенно невозможно, потому что она попросту отсутствует. Для меня это вершина вандализма, ничего более изощренного ни разу не встречал. Если граффити можно закрасить, то в данном случае для устранения интервенции придется вызывать бригаду с транспортом и специальными инструментами.
Расскажите о вашем последнем объекте «Кто они?» в Новой Москве.
Проект начался еще в Екатеринбурге три года назад, когда меня пригласили курировать фестиваль паблик-арта «ЧО». Кроме того, я участвовал в нем и как художник. Темой фестиваля был «крепкий уральский характер, умение твердо стоять на своих ногах и наличие своей точки зрения». В итоге в ходе проектирования возникла серия антропоморфных абстрактных геометрических персонажей, твердо стоящих на разноцветных маленьких ножках. Они появились на екатеринбургских стенах в виде двухметровых барельефов в самом центре города. Дальше ими заинтересовались в Design District в Новой Москве, а чуть позже — галерея ГУМ-Red-Line и Bosco.