Сергей Мешалкин: «Задача музейного архитектора — подвести человека к встрече с прекрасным»

В середине июня 2024 года в Суздальском кремле открылась выставка «Русский Феникс. Суздальская земля», совместный проект Владимиро-Суздальского музея-заповедника и Музеев Московского Кремля, и снова архитектура этой выставки и экспозиционные решения потрясли всех своей необычностью, новизной и вместе с тем органичностью и бережным отношением к показываемому уникальному контенту. Мы решили выяснить у Сергея, что нового привнесла его команда в жизнь Владимиро-Суздальского музея-заповедника и как ему удается сделать историю привлекательной и актуальной для любой публики, включая молодежь.

Что вы сделали первым делом, когда пришли на должность главного архитектора Владимиро-Суздальского музея-заповедника?

СЕРГЕЙ МЕШАЛКИН: «Домашнюю работу». Для меня работа в музее, который распределен по шести локациям, и где целых 7 объектов под охраной ЮНЕСКО, — уникальный опыт. Это совершенно разные коллекции и возможности с ними взаимодействовать. И, конечно, тут не обошлось без большой внутренней и внешней работы, чтобы исследовать всю специфику музея. В том числе стереотипов, которые его окружают. Ведь действительно мало кто знает, что Музей деревянного зодчества в Суздале и Музей хрусталя в Гусь-Хрустальном — это одна и та же организация. И мне надо было понять все взаимосвязи, а самое главное — найти, в каких аспектах именно я могу быть полезен именно этому музею.

Скажу больше: вся новая команда — выставочный директор, руководитель партнерских проектов, организатор наших ежегодных мероприятий — начинала ровно с такой же «домашней работы». Мне важно это подчеркнуть, поскольку сейчас у нас собрался коллектив, который смотрит в одну сторону, стремясь максимально сохранить истоки, но и органично интегрировать новые форматы и актуальную оптику. Моей внутренней потребностью во всех проектах и всегда была точечная востребованность с точки зрения конкретной задачи в конкретном месте. Не погоня за модой и трендами с целью реализовать собственные амбиции, а именно поиск аутентичных инструментов, приносящих пользу всем: и институции, и команде, и аудитории, прежде всего.

К вопросу об аудитории: есть ли какие-то лайфхаки, как можно делать старину привлекательной для молодежи?

С.М. Надо понять одну важную вещь: работа в музее — это череда наших внутренних открытий, которыми мы хотели бы поделиться. Каждая новая выставка, каждый предмет из коллекции — это повод задуматься. Ведь музей — это не законсервированная история, это живой учебник, в котором каждый предмет — свидетель. Взять хотя бы нашу уникальную археологическую локацию — Сунгирскую стоянку во Владимире. В конце прошлого года во владимирских Палатах мы открыли выставку «Сунгирь. Верхний палеолит в центре Русской равнины», которая теперь является постоянной экспозицией и пользуется огромной популярностью, как у жителей города, так и у туристов.

Вдумайтесь только: 32 тысячи (!) лет до нашей эры, палеолит. Это сложно даже представить, но мы находим не только предметы быта, но и сунгирскую лошадку — то есть попытку увековечить красоту. В те немыслимо давние времена в этом самом месте жил человек, который, как и ты, стремился постичь мир, найти крупицу прекрасного. Каждый музейный предмет — свидетель ритуала или ремесла, он несет в себе сакральный смысл и роднит тебя с тем самым человеком, который жил 32 тысячи лет назад. Ты чувствуешь эту связь. Мы так устроены, что все всегда соотносим со своей жизнью, со своим мироощущением. И даже очень подчас далекие вещи могут раскрывать какую-то очень личную грань, не связанную с музеем.

В этом суть историй, которые мы рассказываем через экспонаты. Это близко и понятно каждому, поэтому не нужны никакие надуманные инструменты или форматы. Моя задача, как архитектора, срежиссировать эту встречу предмета и человека. Пусть это будет та же самая миниатюрная сунгирьская лошадка, буквально 10 см высотой, но неизмеримой музейной и исторической ценности. Каждый предмет орудия труда, выполненный в те времена из камня, равносилен современному гаджету последнего поколения. Невероятное изобретение. Моя задача это донести, проложить интуитивно распознаваемую дорожку и озарить, подсветить все, что важно рассмотреть. Почему лошадка или браслет так прекрасны в своей простоте, отчего именно они так бесценны. Почему эти камни со стоянки — не просто камни, а загадочные, уникальные артефакты.

В чем, на ваш взгляд, главная задача архитектора в музее?

С.М. Работа архитектора заключается в том, чтобы понять замысел куратора и прицельно точно донести его до посетителя. Наша выставка про Сунгирь была создана по принципу погружения в археологию, в рассказ о профессии, о конкретных инструментах археологи, о находках, их научном исследовании, пути в музей. Каждый зал рассказывает свою главу за счет различных инструментов: экспликаций, дизайна и расположения витрин, света, мультимедиа (причем не ради самих инноваций, а именно ради их возможностей раскрыть тему).

Выбор материала, выбор цвета позволяет наметить важнейшие точки касания, когда ты понимаешь: вот здесь зрителю нужно продышаться, а здесь встретиться с чем-то большим. Ты продумываешь это, как сценографию, как сторителлинг. И чрезвычайно радостно, когда видишь, что это работает. Архитектура выступает языком дизайна, который соединяет идеи куратора и визуальные формы. Многие люди замечают наши находки практически с первого взгляда, и это очень приятно, поскольку не у всех была возможность увидеть огромное количество международных выставок, то есть это не насмотренность и знание тенденций, а именно четко работающие дизайнерские механизмы.

Выставочная архитектура — не попытка показать все приемы, которыми ты напитался, а сделать эти приемы помощниками для восприятия, которые не занимают главную роль в экспозиции (потому что в главной роли всегда экспонат), а проводники. Ведь каждый проект — это слияние научно-исследовательской работы, скрупулезного взгляда научного куратора и некая история, в которую ты дизайнерскими приемами погружаешь любого человека.

Скажем, на выставке Мстерской иконописи и лаковой миниатюры мы изучали, как возникал канон, как формировалась техника, задавались вопросами, что важнее (было важно подчеркнуть, что промысел возник именно в иконописи). И все это подчеркивали последовательностью залов, переходами между ними. Мне вообще кажется, что креатив — это способность кратчайшим путем добиться самого эффектного решения. Это не экстраординарность или вычурность, а работающий ход, который человек лучше всего запомнил. Вот что действительно креативно.

В январе этого года во Владимире открылась еще одна необычная выставка «Икона «Богоматерь Боголюбская», где вы снова придумали гениальную в своей простоте и почему-то никем не реализованную ранее идею — экспонировать уникальную чудотворную икону в городом одиночестве, в отдельном максимально темном зале, где в буквальном смысле можно почувствовать идущее от святого образа сияние и благость. Как Вам пришло в голову это решение?

С.М. Для меня эта выставка, пожалуй, одна из самых значительных не только потому, что я сам религиозный человек, но потому что это действительно невероятное обретение, очень значимое. Эта икона прожила непростую жизнь, со сложным столетним периодом реставрации, практически была утрачена и затем благодаря современным технологиям реставрации снова обретена.

Показать это возрождение величайшего шедевра иконописи XII века — очень ответственно. Это действительно должна была быть Встреча. Наподобие входа в зал с «Тайной вечерей» Леонардо Да Винчи. Перед этой иконой венчались несколько поколений царей. Она прошла колоссальный путь, была найдена в тяжелейшем состоянии и все же спасена. Все это надо было показать во всей глубине и чистоте, чтобы ничто не отвлекало, не вредило.

Как это — быть реставратором такой значимой иконы? Каким образом происходит открытие цвета? В какой момент ты берешь кисточку, а в какой — поскребок? Что позволяет нам спустя века встретиться с шедеврами? Мы подсвечивали только сам путь, никакой шелухи. И даже видеопроекция — сердце экспозиции — это не просто картинка ради картинки, это живой таймлайн, на котором ты видишь весь процесс, всю его многослойность. Потому что ты должен пройти и понять, как смогла состояться твоя встреча с шедевром.

И апофеоз — сама встреча. Это момент, который не забывается… Ты попадаешь в какое-то сакральное пространство, практически вознес экспонат на алтарь (чему способствовала классическая четырехсводная ниша и соответствующая подсветка). Конечно, к иконам каждый относится по-разному, но и как живописный шедевр, и как исторический памятник «Богоматерь Боголюбская» невероятна хороша.

Эта выставка — идеальный пример, когда все работает на идею. Нет ничего лишнего, наносного. Забавно, кстати, что в первое время работы в музее многие считали меня убежденным минималистом. Им казалось, что я убираю мебель или отказываюсь от каких-то решений из-за этого своего «пунктика». А я просто стремился убрать ненужное и максимально доступно показать основное. И если мебель мешает мне рассмотреть белокаменные арки, значит, надо от нее отказаться. Или, к примеру, если навигация диссонирует с пространством, значит, ее надо переработать. Навигация вообще ведь сложная штука: она, с одной стороны, должна быть видимой, а с другой, она должна раствориться и не портить общего визуального контекста. Как на улице, так и внутри музея. К счастью, после нескольких проектов меня «рассекретили», поняв и приняв эту мою новую оптику.

И еще один вопрос про выставку «Русский Феникс. Суздальская земля». В июне на ее открытие приехали руководители крупнейших музейных институций — от директора Музеев Московского Кремля Елены Гагариной до директора ГМИИ им. Пушкина Елизаветы Лихачевой. И все они восторженно отзывались о вашей идее «поженить» старину и современность и экспонировать уникальные экспонаты в современных (практически хайтек) витринах из металла, где они словно левитируют в невесомости на белом фоне, и все это в древних зданиях Архиерейских палат Суздальского Кремля. Как возникло такое решение?

С.М. Для меня это особенная выставка. Очень благодарен Екатерине Владимировне Проничевой и Елене Юрьевне Гагариной за доверие и такую невероятную задачу. Было чрезвычайно интересно над ней работать. Очень хотелось, основываясь на кураторской концепции, попытаться показать всю красоту и глубину представленных шедевров. Ведь каждый экспонат — это не просто произведение искусства, а живой свидетель нашей истории, позволяющий зрителю глубже погрузиться в нее, проникнуться на разном уровне восприятия.

Архитектурное решение во многом было продиктовано местом экспонирования. Крестовая палата сама по себе памятник архитектуры, и мне хотелось сделать ее частью экспозиции — подчеркнуть ее необычайный свод, окна (подобно порталам, они превратились в гигантские витрины — и тем самым задали определенный ритм повествования).

Не хотелось делать никаких стен и перегородок, тут важен был визуальный контраст: заходя в пространство, посетитель сразу оказывался на грани, отражающей разные времена. Металл — как затуманенное зеркало — дает эффект растворения в пространстве. Центральная инсталляция позволяет нам видеть в первую очередь витрины — те самые предметы, которые открываются нам своими гранями и подобно саркофагу времени позволяет нам задуматься что какие бы ни были приемы, стили, эпохи — шедевры сами за себя все скажут. Нам лишь нужно их сохранять и дать им возможность проявить себя в своем сакральном явлении.

Второй зал — Одностопная палата — с порога вызывает ощущение, будто ты попал в сокровищницу. Здесь очень точно выстроен маршрут и заданы точки встречи с предметами за счет особого света и композиции. Очень хотелось подсветить тему воды как источника всего живого: вокруг этого и выстроена центральная витрина. И традиционной остается тема сочетания золота и серебра. Она очень часто встречается в различных наших экспозициях и чаще всего символизирует роскошь и уникальность.

А какие новые форматы и новации вы используете, чтобы расширять аудиторию, привлекать разные ее сегменты?

С.М. Любые новаторские решения хороши, когда они функциональны. Нет смысла навязывать что-то исключительно из-за моды на инновации. Современной и интересной выставку делает не количество плазм и видео, которые ты в нее вшил, а то, как эти мультимедиа работают на главную задумку. То же самое с форматами, мероприятиями, пространствами. Далеко не все привычные, например, московскому зрителю приемы уместны в регионах. И все-таки какую-то свою оптику мы постепенно внедряем в жизнь Владимиро-Суздальского музея-заповедника.

К примеру, нам очень важно собрать вокруг себя местную аудиторию и показать городскому жителю, что музей — это не то место, куда ты приходишь один раз для галочки. И «базовая комплектация» помимо экспозиций и сувенирного магазина может включать открытую библиотеку, кинозал, лекторий, мастерскую, где регулярно происходит что-то интересное. «Сарафанное» радио лучше, чем любая реклама, позволяет донести мысль, что музей — дополнительное место для времяпрепровождения, он открывает свои двери, выполняя в том числе общественные функции — образовательную (расширяет кругозор, помогает обрести новые навыки), развлекательную (структурирует твой полезный досуг) и так далее.

И в этом смысле есть еще одна задача архитектора — сформировать комфортное пространство для всех этих составляющих. Что мы сейчас и делаем, держа в голове идею проводить не только разовые творческие мастер-классы, но и целые курсы, созвучные музейной коллекции. Развиваться в сторону конкретных прикладных архитектурных и культурных тем. Музей — это институция, которая бесконечно пытается подарить гостю возможность думать и видеть по-разному, под другим углом, обретать новый внутренний опыт.

И все же помимо этих содержательных нововведений были и чисто дизайнерские: вы видоизменили логотип, обновили униформу для персонала. Какие цели вы преследовали?

С.М. Сразу хотел бы подчеркнуть, что это не был ребрендинг. Это просто переосмысление символики музея без потери изначальных смыслов и ценностей. Просто для любого музея важна определенная эволюция, но важно сохранить узнаваемость. Город уже привык к определенным образам в рекламе на привычных носителях, и необходимо было не растерять эту заметность. Мы проанализировали ключевой визуал и поняли, что именно арка всегда была символом музея: в ней считывалась и старина, и архитектура, и дверь в музей. Некий портал в историю и искусство. Что мы и сохранили как основную форму, подключили цветовую палитру для подсветки филиальной системы (чтобы людям было удобнее различать: красная во Владимире, золотая в Суздале, и так далее). Поэтому я всегда говорю, что важно придумать систему координат, которую ты будешь по-своему использовать, эксплуатировать, наращивать визуальные приемы. Но базироваться она должна на том, что уже существует и привлекает внимание.

Если говорить про униформу, то это тоже история про некий «общий знаменатель», про уместность и баланс между консервативным подходом и какими-то новыми веяниями. Мы пригласили на этот проект Диму Логинова, известного дизайнера, который одел не одну столичную звезду, поскольку нам важно было показать нашему персоналу их ценность. Это психологически значимо, когда ты носишь вещи от мастера, наряжавшего звезд на красную дорожку. И это нашло отклик: мы видим, как каждая старается найти для себя наиболее привлекательный образ (в сдержанных темных тонах), сочетающийся с этой деталью одежды. Мы видим искреннюю вовлеченность, которую не купишь — она и создает ту самую атмосферу гостеприимства, за которую в тех же отелях дают пятую звезду.

При этом мы одновременно решали вполне утилитарную задачу: создать единый образ без необходимости каждый раз составлять обширную размерную линейку (это и затратно, и долго). Так и появились наши знаменитые воротнички — некий универсальный код, маркер, который работает с любым образом. И дальше уже ввели цветовую дифференциацию (серый для смотрителей, белый для кассиров, и так далее). В итоге получилось и найти объединяющее начало, и добиться необходимой функциональности.

Есть ли еще какие-то приемы, которыми вы добиваетесь синергии филиалов, но при этом подчеркиваете значимость каждого?

Огромный музей в шести разных локациях — это, конечно, калейдоскоп впечатлений. И мы стараемся поддерживать этот образ. Мы подчеркиваем, что у нас есть все — от фресок Андрея Рублева и белокаменного архитектуры до современного искусства. Все наши экспозиции — фантастические, уникальные, и поэтому мы нацелены на выстраивание целых маршрутов между ними.

За счет чего? Один из наших приемов — кросс-маркетинг за счет «капсульных выставок». Скажем, мы открываем какую-то новую экспозицию в «Палатах», активно ее рекламируем и продвигаем, а на входе ставим две витрины. В них — небывалой красоты ваза из Гусь-Хрустального. Она цепляет взгляд, люди читают экспликацию и понимают, что невообразимо прекрасную коллекцию можно увидеть всего в полутора часах езды от того места, где ты находишься. То же самое с мебелью или посудой из усадьбы Храповицких в селе Муромцево, с иконами и утварью из Кидекши или Боголюбово. Подобные связи каждый раз куратор продумывает индивидуально, и именно они позволяют нам говорить о синергии и маршрутизации клиентского опыта.

И традиционно: какие дальнейшие планы развития? Что нового ждать от Владимиро-Суздальского музея-заповедника?

Планов огромное количество, как и работы по проектам. Будем создавать новые прогулочные познавательные маршруты по Сунгирю. Будем запускать творческие программы в Суздальском Музее деревянного зодчества, причем аутентичные, с подлинной ценностью. Будем развивать образовательную составляющую.

Отдельный акцент сделаем на производстве полиграфии и сувенирной продукции с тем прицелом, чтобы человек забирал домой не просто симпатичную мелочь, напоминающую о визите в музей или город, а настоящую ценность, которой хочется обладать, которую хочется хранить. У нас уже был такой опыт с альбомом для «Великого княжества», где за счет материалов, фактуры изображения предметов хотелось обрамить паспарту и повесить на стену или подарить друзьям в качестве открытки.

Мы очень тщательно сейчас переходим к переносу картин на текстиль, чтобы никакая мелочь с изображения не терялась в складках или в непечатной области. Казалось бы, мелочь, но в этих мелочах кроется искренняя и истинная любовь к тем ценностям, которые пропагандирует музей.