Эту идею театральный художник Павел Каплевич вынашивал целых 15 лет. И вот свершилось! В марте он представил публике свою коллекцию «пророщенных», или «живых» тканей, производство которых держит в секрете. Приоткрыть завесу тайны попыталась Алена Басистова.
Павел Каплевич называет себя прикладным художником. Весенним днем в студии на Патриарших он рассказывает мне о «пророщенных» тканях и о том, где можно применить эти необычайно удобные в производстве («за день могу сделать пять тысяч метров») и прекрасные по виду ткани. О спектаклях, где он, театральный художник Каплевич, одел в свои ткани всех артистов и декорации. О том, что уже десять лет его постановке «Коллекция Пинтера» — и все как новенькое. Паша (его все начинают звать Пашей через пять секунд после знакомства) — человек-оркестр. Одновременно открывая дверь режиссеру из Братска и рассказывая мне, что эта студия у него не жилая, а для работы и для друзей со всего света, ищет в компьютере сцены из спектакля и выставочный павильон компании «Два Дома», с которой сейчас в коммерческом и творческом союзе. «У него началась психиатрия», — сообщает он про компьютер. Тут же обсуждает с режиссером, как вписать в объем ванной душевую кабину. Рассказывает, какие на его дне рождения были «самые красивые девушки Москвы, вот сама смотри: Рутберг, Апексимова, Голуб, Волчек, Хакамада, Миронова, Друбич, Канделаки. И все говорили, что день рождения удался, а дело-то во мне: я был свободный и легкий». Отвечает на звонок друга Балуева из Варшавы. Радуется, что чей-то сын хочет стать студентом ВГИКа. «Ты моя птичка, — говорит он в трубку нежно. — Обнимэ. Обнимэ».
Как делаются «пророщенные» (их еще называют «срощенные» или «живые») ткани, Каплевич скрывает: это его тайна и патент. Паша, по его собственному определению, «дурак-дурак, да не совсем» и после 15 лет разработки технологию запатентовал. На мольбы объяснить, как хлопок срастается с бархатом или шерстью, отвечает загадками вроде: «Представь, я вздумаю побриться пылесосом». Процесс, как я поняла, механический. После него ткани прилипают друг к другу. Можно проращивать в ткани, например, золотые нити, и будет эффект парчи. Можно рисунки делать методом фотопечати, горячо объясняет Паша. Я слушаю, укутанная в кусок шерсти, срощенной с шелком и с леопардовым принтом («жутко экологическая вещь, никого не убиваешь»). Кусок — не кашемировой мягкости, но умеет сгибаться в архитектурной строгости складки. В нем я похожа на японку в кимоно. Ходить в Пашином — дело престижное: он за свои инновации в мюзикле «Екатерина Великая» уже взял «Золотую Маску». И уже оснастил «живыми» тканями в театре «Современник» спектакль «Джентльменъ», а в Большом — «Бориса Годунова» в постановке Сокурова.
«Пророщенные», или «живые» ткани из коллекции Павла Каплевича, салоны «Два Дома»
Один из последних проектов Каплевича — декорации к спектаклю «Джентльменъ» в театре «Современник»
Принты на Пашиных тканях выходят потертые, старинного вида, и в доказательство этого Паша подводит меня к коллажу на стене. В нем два раритета («это кокошник XVI века, играл в «Царе Федоре Иоанновиче» в теат-ре Станиславского, а эта шапочка — XVII века играла в «Иване Грозном» у Эйзенштейна») соседствуют с двумя новенькими Пашиными тряпочками, по виду такими же древними.
Он вообще мастер по замешиванию разнородных деталей интерьеров в одно гармоничное целое с помощью текстиля. Из «живых» тканей Каплевич делал текстильную часть интерьеров двух замков на Луаре. А еще ему интересны отели: он, как театральный художник, «мыслит решениями». Разработал для сети отелей Four Seasons* историю гостиницы «Москва», «по этажу на каждый стиль: барокко, ампир, бидермайер, модерн, конструктивизм». Отель, правда, пока не определился. «Потому что мы маленькие», — сожалеет Паша. Это он про свое производство и про то, что ему надо бы слиться с партнерами в холдинг, и тогда начнется работа на весь мир, хотя уже и сейчас он за день может обеспечить английскую марку Andrew Martin на год вперед. И другу Мише Кравченко, владельцу фабрики диванов, он бы тоже тканей понаткал, но нужен тот, кто придумает, как срастить с ними диваны «8 Марта». «Любой рисунок могу делать, любую имитацию, любое самое необузданное воображение — welcome!» — говорит Паша. Но, несмотря на очевидный прикладной и даже промышленно-дизайнерский характер текстильного мероприятия и грядущие миллионы метров для нужд театра и мебельной промышленности, душа художника Каплевича явно мечтает отбросить приставку «прикладной» и воспарить к чистому арту. Паша говорит иногда так: «А может, надоест, и перестану выпускать эту ткань. Начну делать из «живых» тканей гобелены, вот смот-ри у меня что есть» — и раскидывает на полу Монументальное Полотно с Крокодилом Геной и Чебурашкой. Стоимость называет с неохотой: после осенней выставки в Третьяковке и выходов на арт-аукционы произведения станут оцениваться совсем по-другому. А сейчас лишь 250–300 тысяч евро. И правда, пусть вместо гекаметров обманок, изображающих меха, жемчуга, бархатное и бисерное шитье появятся «живые» ткани с Фиделем Кастро, Юрием Гагариным, Вацлавом Нижинским или безымянными пловцами, схватившимися в почти любовном объятии, — всеми теми, кого одушевит своим взглядом Павел Каплевич.
Двусторонняя ткань из новой коллекции Каплевича, салоны «Два Дома»
За месяц до интервью он пострадал. В станок на фабрике «живых» тканей попала фаланга. Полпальца как не бывало. Может, это знак: пора к искусству. И как минимум не вспоминать про прикладную часть жизни, пока не подрастет сын и не возьмется за Пашин бизнес. Тем более что девиз, который известен ELLE ДЕКОР с незапамятных времен: «Никогда не выключай утюг!» — Павел Каплевич уже сменил на глобальный: «Негатив — в позитив!»
Фото: Кирилл Никитенко; Глеб Кордовский; Николай Мещеряков
Сцена из спектакля «Джентльменъ» в театре «Современник». Костюмы сшиты по эскизам Павла Каплевича из «пророщенных» тканей.