Расскажите о проекте, который вы подготовили для биеннале уличного искусства АРТМОССФЕРА. Он называется «Единение», верно?
Это будет самая большая моя работа — объединение разных форм, которые прилепляются, присоединяются друг другу и в конечном итоге образуют надувную скульптуру, силуэтом напоминающую сердце, которое будет «биться» благодаря постоянному притоку воздуха. Это метафора энергии, которая заставляет двигаться навстречу друг другу. Обычно я работаю с более лаконичными формами, но сейчас хочется делать что-то масштабное, сложное, многочастное — помимо размеров, «Единение» будет отличаться использованием множества материалов и фактур: полупрозрачных, зеркальных, светоотражающих, а также термохрома — он реагирует на тепло и меняет цвет от прикосновений. И это еще одна метафора, символ объединения, сближения.
Тема биеннале звучит так: «Община: Партнерство — Коллективность — Утопия». Не кажется ли вам, что такое единение, о котором вы говорите, — как раз утопия?
Возможно ли такое объединение, когда все дышат одним воздухом и все сердца бьются в унисон? Или все-таки наше многообразие нас растащит по разным углам? Как художник, я ставлю вопросы, а не отвечаю. Но я все-таки художник-оптимист и предпочитаю верить в то, что невозможное возможно, и пытаюсь дать зрителю какой-то позитивный вариант развития событий. В нашем общественном сознании мыслить позитивно не принято — это считается либо приторным, либо глупым. И мне хочется в массовую культуру добавить оптимизма — для равновесия!
Про массовую культуру мой следующий вопрос. В слове «паблик-арт» первая часть — «паблик», то есть «народ», «общество». Но «арт» как современное искусство до сих пор не осознан большинством горожан. Мне вообще кажется, что и авангард, которому уже больше века, до сих пор толком не осознан… Нет ли здесь конфликта?
Да, это правда, конфликт существует. Мне кажется, мы сейчас как бы вернулись в ту точку, в которой находились в начале XX века художники-авангардисты. После нее был долгий период, когда такое искусство называлось дегенеративным, абстракционисты считались психически нездоровыми людьми, и поэтому, понятно, общество не имело возможности ни увидеть, ни понять это искусство. И только теперь, через сто лет, пришло время размышлений и рефлексии: а что это? А может ли это быть? А зачем нам это нужно? А как с этим жить?
При этом ведь именно в России зародилось авангардное искусство! Кандинский стал первым абстракционистом в мире — причем не только создавал великие работы, но и был теоретиком. Это мой любимый художник, мне очень близок его синтетичный подход к искусству, когда играет роль и форма, и цвет, и фактура. Его картины — это симфонии: он слышал оттенки как ноты. И для меня, как художника-перформансиста, это очень важно — синтез музыки и визуальных эффектов.
Так что, возвращаясь к вопросу: да, к сожалению, мы отстали. В Европе стадию осмысления концептуального искусства все прошли, там никому не надо объяснять, как взаимодействовать с ним. Нам же еще нужно учиться, и, к счастью, для этого много делается — те же фестивали паблик-арта, например. Чем больше будет таких прецедентов, тем скорее мы пройдем стадию конфликта между обществом и искусством, точку болезненного роста. Ведь агрессия — это прямое следствие непонимания.
То есть искусство на улицах помогает в том числе снизить уровень агрессии?
Конечно. И это работает — все больше людей не отвергают то, что до конца не понимают, а действуют созидательно: интересуются, узнают, погружаются. Но паблик-арта по-прежнему очень не хватает — его должно быть много, он должен стать атрибутом городской жизни. Не у всех есть возможность регулярно ходить по музеям, а искусство — это способ переключить сознание, дать себе передышку, отвлечься от навязчивых мыслей. Плюс это еще и возможность визуально перезагрузиться, ведь в городе недостаточно природы, каких-то ярких красок. Вообще во всем, что я делаю, я хочу добиться эффекта фасцинации — когда зритель оказывается заворожен искусством, воспринимает его не головой, а сердцем, подключает эмоции. Собственно, Кандинский учил тому же: расслабиться, абстрагироваться и смотреть на свои картины через призму чувств.
Вы сотрудничаете с большими коммерческими структурами, в том числе девелоперами. Как устроены такие коллаборации бизнеса и художника?
Это привычная в мире практика увеличения интереса к бренду, и радует, что и российский бизнес стал активно ее использовать. Через искусство бренды привлекают новую молодую аудиторию, и если они в этом заинтересованы, коллаборация с художниками — отличный ход. Что касается сотрудничества с московским девелопером, я очень давно ждала, когда кто-то решится создать парк скульптур. И застройщики, кстати, действовали, на мой взгляд, абсолютно правильно — не просто позвали художников, которые им нравятся, а обратились за помощью к Московскому музею современного искусства. Парк будет частично открыт для всех горожан, а не только жителей комплекса, и поэтому здорово, что в этом поучаствовали профессионалы из MMоMA. Их команда привлекла меня к этому проекту. Кстати, там скульптура тоже будет «надувная», но из металла, выполненная с помощью технологии гидроформинга: сначала части свариваются, затем водой под давлением «надуваются», а швы зачищаются. В 2024-м увидите, я сама в нетерпении!
Хотите больше узнать о художнике Саше Фроловой? Смотрите видеоинтервью, которое мы с ней записали.