У вас юридическое и дипломатическое образование. Как появился интерес к искусству?
Я практически родилась в путешествии: мой папа — военный, и в момент моего появления на свет родители находились на Кубе. Потом папу перевели в городок Макаров-1 недалеко от Киева, затем в Армению, Южно-Сахалинск, Воронеж, Москву… Плюс детство проходило за чтением книг. Из тех, что в детстве оказали на меня особое впечатление, — романы Жюля Верна, приключения Шерлока Холмса, фантастические миры Кира Булычева, любила мистические произведения Гоголя. Поэтому и тяга к новому, к путешествиям, исследованию мира сохранялась. И потом уже начала путешествовать самостоятельно.
Туристические маршруты меня мало интересовали, начала искать более интересные. Например, могла поехать куда-то в поисках племени либо заброшенного города, как делала это в Эль-Мирадоре в Гватемале. Или ходила по живописным болотам в Венесуэле. Всегда придумывала цель и затем выстраивала маршрут. И вот так я добралась до Африки.
И посвятили ей много проектов…
Да, но это позже. Я как-то увидела на картинке большое дерево посреди комнаты и сказала: «Я хочу в этой комнате оказаться!» И поехала в ЮАР как турист, где познакомилась с местными ребятами, которые снимали диких животных, работали для BBC и других каналов и журналов. Тогда еще крупные компании, как Canon или Nicon, дарили местным рейнджерам и ветеринарам парков камеры с условием, что те будут осуществлять съемку в рекламных целях и отчуждать им права на фотоматериалы. Я попала в среду людей, увлеченных фотографией. В следующую поездку уже купила профессиональную камеру и оптику — эти же ребята подсказали, что мне будет необходимо. Начинала с сафарийной съемки, потом стала снимать серии репортажей в племенах.
То есть были фотографом-самоучкой?
Да, можно так сказать. Те же ребята, с которыми я дружила в Африке, научили, как подойти к животному очень близко и снять самый интересный ракурс. Учили, как прочитать следы, как влияет направление ветра на успех съемки.
Кто дал вам уверенность в себе как в фотографе?
Первый человек, который мне сказал: «Тебе нужно точно заниматься этим профессионально!», был Брэд Дюбуа, рейнджер парка Sabi Sands в ЮАР. Он одну из моих фотографий показал директору National Geographic в Нью-Йорке, и тот дал очень хорошую рецензию. С этого, собственно, началось более серьезное увлечение фотографией. Ну а полноценным фотографом себя осознала, вероятно, когда пригласили работать в ИТАР-ТАСС. Помню, пошла тогда на встречу к гендиректору Виталию Никитичу Игнатенко, он посмотрел на снимки, на меня и сказал: «Ты занимаешься африканской съемкой, да еще в племенах? Не верю!» Мы заключили трудовой договор, и я уже ездила снимать как фотокорреспондент агентства, делала репортажи из Африки, Индонезии, из Центральной Америки.
Затем было еще телевидение и кино…
Да, была программа на канале «Живая Планета» — «Экстремальный фотограф», а затем и документальные фильмы, которые много путешествовали по международным кинофестивалям. Я поняла, что это мне крайне интересно: можно не просто снимать то, что я вижу, а выражать через фильмы свое мнение о мире и месте современного человека в этом мире.
Это привело к созданию проекта «Уязвимые», где я уже отказываюсь от фотожурналистики и начинаю работать как художник. То есть создаю художественную серию фотографий, в которой мне хочется не просто «отражать мир», а дать свое авторское высказывание, показать доступным мне визуальным языком и через всемирно известные художественные образы всю глубину исследуемой мной проблемы. Мне не хотелось снимать людей, которых другие воспринимают как дикарей (а этот образ всегда хорошо продавался). Хотелось показать реальных людей —где-то трогательных, где-то ранимых, где-то очень милых, гордых — через призму моего эмоционального отношения к ним. «Уязвимых» я снимала два года в Африке, в Мьянме и на Чукотке.
Вы делаете работы сериями. Расскажите, как происходит процесс создания.
После «Уязвимых», например, идея для новой серии пришла случайно. Я тогда довольно много времени проводила в Мюнхене — готовила к выходу в издательстве teNeues альбом, который они предложили эксклюзивно у них опубликовать, и участвовала в выставке в местной галерее Images. А в свободное время пыталась увидеть что-то интересное — так и попала в частный музей масок в Дидорфе. Тогда я сама коллекционировала аутентичные предметы из племен и думала, что у меня большая коллекция масок… Но тут я была потрясена: два этажа были наполнены тысячами масок, от первобытных из разных частей света до современных! Осознала, что маска — это предмет, который во все времена существует рядом с человеком. Это и продукт творчества, и вещь, через которую общались с божеством, и защита, и объект флирта, и много чего еще. И мне показалось, что исследовать общество и его развитие через маски и идолов может быть интересно.
Так появилась серия «Лицо божества», в основе которой снимки как древних африканских, азиатских, так и современных масок культовых киногероев. Начала снимать их в конце 2019-го, а потом случилась пандемия, и в проекте появились новые смыслы.
В «Лицах божества» использовано уже довольно много новых технологий. Эту серию можно считать неким переходом от фотографа к цифровому художнику?
В каком-то смысле да. Фотоискусство в наши дни развивается особенно динамично, в общем, как и другие виды искусства. Поэтому современная цифровая технология получения изображения имеет существенно больше технических возможностей по сравнению с пленочной фотографией. Сегодня в любое прямое изображение могут быть внедрены любые несуществующие объекты. Это современный аналог того, что еще в XIX веке делали известные фотографы Оскар Густав Рейландер и Генри Пич Робинсон и что получило название «фотомонтаж». Только сегодня цифровые технологии имеют больше творческих возможностей. Сейчас, например, мы с коллегами по арт-группе «ГрОМ» активно работаем с искусственным интеллектом, то есть при создании проектов не используем фотокамеру, генерируя разные изображения и выбирая те, что наиболее точно визуализируют наши идеи.
Знаете, когда я начинала работать как фотокорреспондент, мои знания в истории фотографии были довольно скудные. Я больше интересовалась материалами, которые публикуются в National Geographic или BBC. Но когда стала более осознанно и серьезно работать над «Уязвимыми», обратилась к историку фотографии, искусствоведу Алексею Викторовичу Логинову. И он в течение нескольких лет преподавал мне историю фотографии. Знание истории развития фотоискусства дает очень прочный фундамент для создания новых серьезных проектов. И фотография развивалась вместе с технологией. Поэтому я считаю, что современная фотография должна создаваться при помощи современных технологий.
Когда я начала работу над «Лицом божества», стали появляться новые плагины, которые использовались в компьютерных программах, и именно они стали новым моим инструментом и помогли отразить наиболее выразительно глобальную идею проекта. В проекте маска не рассматривается как этнографический продукт, это скорее как писсуар Марселя Дюшана, то есть совершенно другой объект — новое произведение искусства.
Над проектами вы теперь работаете с командой?
Да. Я, конечно, не Джефф Кунс, Дэмиен Херст или Андреас Гурски — возможностей держать большую команду нет. Но есть минимум, который необходим для завершения финального продукта. Есть технический специалист, который работает с компьютерными программами и ищет по нашему техзаданию необходимые инструменты. Это тот именно случай, когда количество переходит в качество. Любой проект начинается с идеи, которую сегодня мы обсуждаем нашей творческой командой.
Как появилась ваша арт-группа «ГрОМ»?
Она родилась уже на третьем проекте, который назывался «Жилище будущего». Мы должны были снять то, чего не существует в этом мире, говорили о будущем через узнаваемые элементы повседневности. И нужно было придумать, как это визуализировать…Технологически это был шаг вперед. Все это мы обсуждали вместе с Алексеем и Артемом Логиновыми — это отец и сын. Про Алексея вы уже знаете, а Артем — блестящий специалист, искусствовед с двойным образованием, российским и западным. Они помогали мне советами еще на «Уязвимых», и я решила, что в этом проекте хочу сделать их полноценными соавторами.
Создание Центра визуальной культуры BÉTON стало продолжением вашей совместной работы?
Когда мы начали активно ездить в Германию для подготовки книг к изданию, то стали много обсуждать, почему в России к художественной фотографии не относятся серьезно. Для этого и решили основать центр, где ведем не только показ выставочных проектов, но и собираем собственную коллекцию российской фотографии с 1840 года вплоть до наших дней. Мы показываем фотохудожников, которые внесли существенный вклад в развитие фотоискусства, совмещая их с молодыми авторами и рассказывая о том, что у современного искусства есть очень серьезный фундамент. Изучаем и показываем, как развивались технологии фотографии, как создавались новые идеи. И это интересно — подтверждать, представляя выставочные проекты музейного уровня, что российская художественная фотография — это часть мирового искусства, которая должна оцениваться не меньше, чем живопись, графика или скульптура.
Коллекция объемная?
Да, нам уже удалось собрать довольно внушительный объем материалов — несколько тысяч единиц хранения. Мы объяли практически все первые имена фотографии с их значимыми произведениями и собираем только авторские винтажные отпечатки. Потому что каждый художник видит по-разному, и есть большая разница, когда печатают наследники либо сторонний мастер без участия автора в современной лаборатории. Мы понимаем, что Александр Родченко, например, был не очень хорошим печатником. Но в этом и есть уникальность и ценность его авторских отпечатков 1920-1930-х годов.
Сами лично к чему питаете слабость, чем дома стены украшаете?
Ничем, наслаждаюсь искусством на работе. Раньше бы, может, украсила исторической фотографией, но сейчас понимаю, что это было бы кощунство — световое излучение способствовало бы ее угасанию, потере контрастности и попросту привела бы к полной утрате!