Как ты решил стать художником?
Все из детства. Сначала рисовал с родителями, как все. В школе любил уроки рисования, а в какой-то момент мама сказала: «Иди в художку». В 12 лет пошел. Заканчивал одновременно и ее, и 11-й класс. Было забавно: в художественной школе учился на пятерки первый и последний годы, а в середине еле успевал — занимался исключительно баскетболом. Думал стать художником-баскетболистом (смеется). А потом было два главных увлечения — хип-хоп и граффити. Последним я хотел заниматься профессионально.
Куда поступил?
Переехал в Москву и поступил в педагогический университет на художественно-графический факультет. Закончил, через пару лет вступил в Союз художников…
То есть это было в середине нулевых. Что мотивировало вступить в Союз в разгар активных рыночных отношений в искусстве?
Изначально я и в университет поступал, чтобы качественнее рисовать граффити. Мне повезло, у меня были взрослые преподаватели старой закалки, фанатики своего дела. И, кроме мастерства, они прививали своими рассказами и веру в Союз. Конечно, во многом это были советские байки о том, как художникам давали материалы, мастерские, раз в год выпускали брошюры с работами… То есть: вот, парень, твори, а мы тебя будем выставлять. Сегодня, к сожалению, все это в прошлом.
В общем, да, они меня настроили, что Союз нужен. И это в чем-то действительно помогало — например, в общении с какими-то управами при организации фестивалей и других ивентов. Одно дело, когда ты говоришь, что просто художник, другое — что член Союза художников России. Для управленцев постсоветского пространства это была прямо очень значимая вещь.
Кроме того, я делал это для себя, родителей, карьеры художника.
Вуз помог в постижении мастерства?
Да, конечно. Я считаю, что очень важно для любого художника пройти академическую школу. Потом хоть ногой малюй, хоть иди против всех стилей, как угодно экспериментируй, это нормально. То есть ты получаешь базу, а затем на ее основе можешь искать себя как угодно, вырабатывать собственный язык, на котором будешь говорить со зрителем.
Академическая школа дает цельность, какое-то понимание классической композиции, цветоведение, разбирает разную стилистику, техники и прочее. Это ни для кого лишним не будет.
Такое академическое обучение не убивает интерес к граффити? Это все-таки уличное, в чем-то хулиганское искусство.
Абсолютно нет. Я начал увлекаться граффити еще в 12 лет, когда впервые увидел его в журнале «Ровесник». Через четыре года я продал приставку, чтобы купить первые баллончики и делать скетчи — тогда привозили жуткую дешевую краску, достаточно жидкую и очень вонючую. Там не все цвета даже перекрывают друг друга. Но если ими научишься рисовать, то уж хорошей краской тогда будет очень легко.
Это где и в каком году случилось?
В 1999 году, еще в школе в моем родном Мичуринске Тамбовской области. Я постоянно рисовал скетчи. Тогда еще не было интернета и знаний, как все это правильно делать, были какие-то попытки. Красками и даже мелками делал первые стены.
Что рисовал тогда?
Писал разные слова, буквы. Потом уже узнал про теги и TAKI 183, одного из первых граффити-художников в Нью-Йорке. В 10-м классе я приехал в Москву, попал в граффити-школу на Цветном бульваре, где ребята мне все показали-рассказали. Я дал посмотреть свои скетчи, они сказали, что «круто, нормально ты саморазвиваешься». Сказали, где правильный магазин с красками, журналами и книгами, я туда съездил, что-то купил. Вернулся в Мичуринск очень довольный, начал тегать. Попал в ментовку за попытку росписи в центре на библиотеке — все, правда, позитивно закончилось, потому что я и нарисовать толком ничего не успел. Ну а потом уже Москва, институт…
Свое первое серьезное граффити каким годом датируешь?
Наверное, как раз 1999-м — «Джаз» называлась. Она была выполнена на негрунтованной стене, но уже с фоном. Полноценная работа баллончиками.
А до этого у меня был и серьезный прокол в Тамбове, где попросили расписать стену в клубе. Местный менеджер решил красить флуоресцентной краской, с которой я еще не работал. Пошли подтеки, в общем, качество оставляло желать лучшего. Мне было 15 тогда, и я отчетливо понял, что всему нужно учиться.
Школьнику доверили клуб расписать?
Да. Все знали, что я невероятно увлечен этим делом.
Как после института развивалось творчество? Ты представлялся, например, как граффити-художник или просто художник?
Я просто художник. В юности, конечно, была эта приставка — граффити. Но после вуза уже пропала. Это более емкая профессия, вообще функция человека. Я считаю, что не надо себя ограничивать. Есть очень много сфер и жанров, в которых ты можешь себя развивать и показывать: как художник, как дизайнер, как архитектор, как стрит-арт художник, как кто угодно вообще.
Не было желания полностью оставаться на стороне стрит-арта?
Не хотел замыкаться. Я до сих пор, по возможности, за этюды маслом, за живые наброски углем, за всю вообще классику изобразительного искусства. Другой момент, что у каждого, вероятно, художника, есть разные увлечения, периоды. Сейчас, например, мне нравится заниматься сырой аэрозольной живописью в стиле, который я называю неоимпрессионизм, этакие кляксы с образами. То есть это образы и состояния, которые в кляксах похожи на людей или что-то еще. И туда уже добавлять большую палитру, делать градиенты. Мне нравится развивать этот стиль, нравится с этим экспериментировать.
То есть ты считаешь, что художник не должен замыкаться на одном стиле в принципе?
Да, думаю, не стоит себя ограничивать, быть рабом стиля. Многие художники когда-то удачно придумали какую-то концепцию, которая выстрелила на весь мир, и эксплуатируют ее едва ли не всю жизнь. Вот, например, как Эдуардо Кобра со своими цветными треугольниками и портретами. Но я уверен, что для себя он рисует и какие-то другие, радикально противоположные вещи.
А выбор тем для граффити у тебя как менялся?
Темы были совершенно разные, в зависимости от возраста и интересов. Старался выражать в работах что-то актуальное. Шрифты постоянно старался менять, экспериментировать, не быть похожим. Ну и просто рисовать хорошие вещи. Я как-то участвовал в кинопроекте, и на площадке была одна буддистка, очень уважаемая в своих кругах. Она дала мне хороший совет: «Не нужно сильно анализировать, если ты рисуешь какую-то актуальную проблему».
У меня тогда была какая-то социалка на стене на Проспекте Мира с черно-белым миром взрослых и цветным детей. Мы с ней обсуждали в качестве примера эту работу, и она задала простой вопрос: «А ты не мог бы как-то по-другому это обыграть, чтобы, например, материализовать в пространстве максимально больше хорошего?» И я ей очень благодарен за тот разговор, потому что ее совет действительно на меня повлиял. Для себя понял, что итоговой мыслью должна быть победа добра над злом. Мне кажется это самым важным из того, что нужно прививать сегодня обществу.
