Неаполитанка Тереза Мавика (Teresa Mavica) в этом году отметила сразу две круглые даты: 30 лет назад она впервые приехала в Россию, а в 2009 году вместе с бизнесменом и коллекционером Леонидом Михельсоном основала фонд V-A-C, который стал заметным игроком на международной арт-сцене. В 2020 году фонд в пространстве бывшей электростанции откроет собственную площадку в Москве — ГЭС-2, которую сейчас реконструирует легендарный архитектор Ренцо Пьяно (Renzo Piano).
ELLE DECORATION Приезд итальянки в СССР 30 лет назад, да еще и решившей остаться здесь жить, может показаться в хорошем смысле авантюрой. А вы считаете себя авантюрным человеком?
ТЕРЕЗА МАВИКА Нет, абсолютно. Я понимаю, что такие вещи хочется романтизировать, но жизнь всегда идет своим порядком. Единственная неправда — бравурное «решила остаться». Подобная уверенность если и появилась, то, как ни странно, лишь в октябре 2014 года — в тот момент, когда мы пришли смотреть ГЭС-2. Вот тогда я осознала, что точно придется задержаться. А когда я приехала впервые, предполагала провести здесь лишь девять месяцев. В то время я работала на итальянский государственный концерн, куда входили крупные компании, возглавляемый Романо Проди, позже дважды занимавшего пост премьер-министра Италии. Тогда же он был ректором университета, в котором изучали среди прочего перестройку и приватизацию. Под его руководством я проработала здесь первый срок, второй, третий… Контракт продлевался из года в год, но время от времени я все равно предпринимала попытки уехать.
Как произошел радикальный разворот от политологии к искусству?
К тому времени у меня возникла некоторая «аллергия» на мир политики и бизнеса. Когда я только приехала, то абсолютно не знала страну — только то, что находилось в плоскости юридической и политической науки. А про людей — вообще ничего. Поэтому самым большим открытием тех лет для меня были русские: первый ответ — неизменное «нет», но оно ничего не значит, так как после него обязательно последует «да». Важно только дождаться этого поворотного момента расположения (смеется).
Начало 1990-х в России было временем, когда казалось, что художники просто жили на улицах, творили на улицах. Особая атмосфера, особая энергия, переполнявшая воздух… Все завораживало. Как будто мы находились в эпицентре чего-то нереального. Для моего поколения, «потерявшего» революционный 1968 год в Европе, словно появился второй шанс увидеть все своими глазами. В какой-то момент даже казалось, что перестройка скорее культурный проект, чем политический. Так, в качестве попытки оказать сопротивление идее, что нами управляет политика, я и пришла к культуре.
И тогда вы начали работать с художниками…
Да, очень много общалась с ними и до этого, ходила по мастерским и сквотам, сотрудничала с галереями. А потом мы открыли фонд «Современный город». Сейчас это кажется маленькой историей, но тогда она дала мне много сил и уверенности в том, что я способна создать большой проект от начала и до конца, оставив институциональный след.
В фонде нас работало всего трое, штабом служил подвал, и располагали мы совсем небольшими деньгами. Но последствия той важной деятельности ощущаются до сих пор. Сегодня, например, в фонде V-A-C одним из главных кураторов работает Андрей Паршиков. А тогда, практически подростком, он помогал нам делать подвальные выставки, пока во время одной из биеннале он не был фактически легитимирован нами в качестве куратора с проектом в ММОМА. История с «Современным городом» закончилась лишь с отъездом моих подруг из России, и я попробовала себя совершенно в другом поле — меня пригласили в «Риджину» отвечать за международные связи и участие галереи в международных арт-ярмарках, сделать так, чтобы о галерее узнали в мире, чтобы ее там приняли. Так и случилось — Armory, Frieze, потом Art Basel…
Вы спрашивали меня про авантюризм. Могу сказать, что я человек, который обожает экспериментировать на себе. Очень люблю ставить себе задачи выше собственных сил. Достигла — пошла дальше. Леонид Викторович Михельсон говорит про меня, что я «человек, который не видит стен». Не знаю, комплимент это или нет.
А в 2008 году случился кризис, и показалось, что это конец. Я сделала очередную неудачную попытку уехать, а через год на Венецианской биеннале современного искусства мы встретились с Леонидом Викторовичем, и вскоре образовался фонд V-A-C.
Но параллельно развивалась и ваша личная коллекция искусства. Расскажите о ней, пожалуйста.
Да, она начала формироваться как раз тогда, когда я вышла к художникам «на улицы». Именно в то время я начала покупать их работы. Некоторые увезла в Италию, когда еще думала, что уеду навсегда, но многое осталось здесь. Некоторые, приходя ко мне домой, говорят: «Как можно жить с таким количеством искусства?» А я бы не смогла по-другому. Но мое собрание, пожалуй, не вполне коллекция, именно поэтому оно мне и дорого. Это скорее личный дневник знакомства с художниками.
Я захожу в дом и вижу: на стене висит работа Вадима Захарова — но для меня это не то произведение, которое имеет важность в истории искусства, а «фрагмент» нашей огромной многолетней совместной работы, которая увенчалась его выставкой в Третьяковской галерее. Или есть у меня работа Сергея Сапожникова из проекта, который никогда нигде не экспонировался. Он ездил изучать архивы мастерской Tirelli, в которой изготавливались костюмы для самых громких исторических фильмов, например, для картин Висконти. Сергей сделал там несколько снимков. Мы распечатали три, я их выкупила, и вот одна фотография висит у меня дома, другая у мужа в офисе, третью я подарила подруге.
А если работа не связана с вами лично, есть вероятность, что она попадет к вам домой? Какие критерии?
Конечно, есть. Это должна быть работа, отношения с которой у тебя не исчерпываются лишь тем временем, когда ты находишься непосредственно напротив нее. Бывает, увидишь что-то — и проходишь мимо, а позже осознаешь, что работа не выходит из головы, запуская череду мыслей. Так произошло с работой Анастасии Рябовой «Где твое знамя, чувак?» — скульптурой из флагштоков о конце идеологии и о том, что остается после. И с «Пальмой» Александра Повзнера — инсталляцией из пластиковых бутылок. Представляете, эта работа сейчас находится в офисе у моего мужа, и все посетители фотографируются у пластикового дерева под искусственным солнцем. Она прямо-таки заряжает оптимизмом. Выходит, что основной критерий — «пост-эмоция», усиленное производство мыслей и состояний, сложных чувств. Для меня искусство — вот это. Искусство не для глаз, оно для головы.
В то же время вы курируете и коллекцию фонда V-A-C. Из чего она состоит сегодня и как формируется?
Коллекция V-A-C, конечно, совсем другая история. Она родилась как частное собрание Леонида Викторовича. Мы прошли путь от восприятия искусства глазами, искусства видеть до более серьезного понимания и осмысления. Двигались хронологически, что казалось мне крайне важным для восприятия современного искусства. Когда фонд V-A-C стал реальностью, мы осознали, что представляем собой инструмент, производящий серьезный контент, который может помочь художникам не благотворительностью, а существеннее — развитием контекста. Так мы стали мыслить масштабнее, вышли из небольшого формата, начали покупать и инсталляции, и работы исторической важности.
То есть объединенную коллекцию вы упорядочили, судя по выставкам, хронологически, начиная с импрессионистов и Шиле и заканчивая актуальным международным искусством?
Именно. Просто потому, что сегодня невозможно собрать энциклопедическую коллекцию, которая бы исчерпывающе рассказала обо всем. То, что сформировали мы, — это система связей для понимания того, как развивалось искусство. В тех масштабах, в которых мы могли, естественно. И вот почему работы, которые сегодня приобретаются в коллекцию, — суперсовременные, производимые буквально здесь и сейчас. Так, будущих посетителей ГЭС-2 мы максимально задействуем в диалоге, ведущемся на языке современного мира. Таким образом наше собрание ценно не как коллекция, а как образовательный материал. Она не будет представлена, как богатый трофей, в постоянной экспозиции, нет. Коллекция разместится внизу, в хранилище, доступном для публики, а основные выставочные пространства будут предназначены для временных экспозиций.
Когда создавали фонд, одной из задач вы называли стирание «белого пятна» в знаниях о российском искусстве в мире...
Судя по тому, что мосты, которые я возводила, политика потом сжигала, это было, надо признать, немного донкихотством. Но я все равно считаю, что мы очень многое сделали. Русские художники говорят сегодня на одном языке и на одни и те же насущные темы с другими авторами по всему миру. А результаты этого я вижу в Венеции. В этом году в венецианской штаб-квартире V-A-C мы открыли выставку «Время, вперед!», в которой участвуют в том числе четверо молодых художников из России. К нам приходит очень много гостей, интересуются, изучают... Работы из коллекции фонда часто запрашивают на разные выставки. Мы, например, уже который год проводим программу с Whitechapel Gallery в Лондоне, где представляем российских художников. Сейчас ведется работа с римским музеем современного искусства MAXXI. Не все знают, что он получил еще одно пространство в городе Л’Акуила, сильно пострадавшем во время землетрясения 2009 года. Позднее в Л’Акуиле проходил саммит G8, во время которого российский президент обещал оказать содействие в восстановлении здания музея. Филиал откроется в конце этого года при участии художницы Анастасии Потемкиной, проект которой мы финансируем.
Насколько ваш политический бэкграунд помогал в арт-карьере?
Он помог мне понять, что многое из того, что раньше являлось исключительно политической повесткой, перекочевало на территорию искусства. Благодаря ему я также осознала, что культура — это никогда l’art pour l’art, искусство ради искусства. Это всегда контекст. Для меня он до сих пор кажется самым главным.
Каковы ваши ожидания от ГЭС-2?
У одного художника (не помню имени) есть работа с изображением итальянской площади, на которой сосредоточено все: и цирк, и рестораны, и рынок, взрослые и дети, богатые и бедные... Ведь что такое городское пространство? Пространство, принадлежащее всем, где каждый находит то, что ему интересно. Ожидания — создать такую ситуацию, в которой все строилось бы вокруг публики, сформировать новое сообщество. Хочу, чтобы у каждого, кто там побывает, остался бы внутри «кусочек» ГЭС-2 — знаний, культуры, смыслов. www.v-a-c.ru/ru
