Сегодня вас можно считать междисциплинарным художником — вы работаете в самых разных областях и техниках, но начинали все-таки с граффити. Каким годом датируете свою первую серьезную работу в этой области?
Если говорить про портфолио, у меня на сайте есть работы 2003 года. Если про какие-то монументальные вещи, то первая роспись на большой стене создана в 2013 году. Но в принципе и до этого были всякие истории с Nike и другими брендами, то есть с конца 2000-х уже появлялись серьезные проекты.
Возьмем тогда 2003-й как некую отправную точку в вашей работе. Что этому предшествовало, как вы знакомились с искусством, узнали о граффити?
Мой папа — шрифтовой дизайнер, работал в фирме «Параграф», и я периодически у него бывал, зависал там на целый день. И на работе, и дома у него были всякие журналы про дизайн, фотографию, книги, связанные с визуальной культурой. А рисовать мне нравилось с детства. В 2000-м я съездил в летний лагерь, у меня была там целая тетрадка со всякими картинками, перерисованными из дизайнерских журналов. Товарищи, заглядывая мне через плечо, говорили: «О, круто! Это же граффити!» Кроме того, что граффити должно быть на стене, а не в тетрадке, я ничего не знал. И когда приехал домой, полез в интернет, прочитал, зачем это рисуют, где брать баллончики, как не получить по шапке, этим занимаясь. Все это меня сильно увлекло.
В 2003-м я пошел учиться на графического дизайнера, а увлечение граффити шло параллельно. Все это было про буквы, цвета, композиции с какими-то графическими элементами.
Постепенно, к 2009 году, когда я уже достаточно долго рисовал, влился в тусовку граффити-райтеров — и в московскую, и в российскую, занимался выпуском журнала о граффити, я понял, что просто тиражировать четыре буквы своего псевдонима — скучновато. Стало ясно, что это понятно только очень ограниченному кругу зрителей и надо что-то поменять. Плюс самому было интересно попробовать что-то новое.
И с букв перешли на лица и сюжеты?
Да, я начал параллельно с композициями и буквами рисовать персонажей, лица, придумывать сюжеты. И постепенно от букв отошел полностью. В 2011-м придумал технику многослойного рельефа из фанеры, в которой работаю в студии до сих пор. Так, шаг за шагом, я пришел к тому, что занимаюсь не граффити, не дизайном, а искусством. Потому что с граффити все понятно: тиражируешь свой псевдоним, становишься известен среди коллег — так увеличиваешь субкультурный авторитет. С дизайном тоже понятно: у тебя есть техзадание, есть заказчик, и ты делаешь все максимально хорошо в рамках этого ТЗ, то есть сам себе задачи не ставишь. А когда ты занимаешься искусством, ты сидишь перед чистым листом и думаешь, что ты можешь со своими навыками сделать, что ты людям скажешь… И, задавая эти вопросы, постепенно я старался развиваться и как художник, и как человек.
Но уже в середине этого периода поисков и открытий вы в 2005-м успели поучаствовать в групповой выставке в музее моды MoMu в Антверпене. Как вы туда попали?
Это получилось как раз благодаря журналу, которым я со своими товарищами занимался на тот момент. Мы его выпустили на рубеже 2004-го и 2005-го. Через него бельгийцы и вышли на нас, пригласили поучаствовать в выставке с местными художниками. Для меня это была первая поездка за границу во взрослом возрасте. Вообще, на всех нас она оказала очень сильное впечатление. Я нарисовал тогда для выставки латинский и кириллический алфавиты.
В этом же году мы с товарищами поучаствовали в первой Московской биеннале современного искусства — там несколько граффити-команд рисовали на стендах. Тогда же состоялась выставка Original Fake в Московском центре искусств на Неглинной. Все это произошло за достаточно короткий промежуток времени и дало толчок к тому, чтобы начать развиваться в разных направлениях.
Получается, что у вас был достаточно короткий период перехода от условной стены на условный холст, в галерею?
О холстах речи еще вообще не было: мы все равно рисовали на стенах, только в Третьяковской галерее на фальш-стенах. Тогда мы не видели себя художниками, нам было интересно рисовать баллончиками на стенах, изображать буквы. Кстати, после всего этого довольно долго никуда не звали участвовать. Сейчас понимаю, что на том этапе мы все были не готовы к каким-то движениям в сфере искусства. В 2007-м с граффити-фестиваля открылся «Винзавод». Я там тоже рисовал. А Кирилл Кто и Миша Most начали там работать и с того времени влились в тусовку современных художников. Но для меня лично на тот момент это был параллельный мир, который не очень интересовал.
Переломным можно считать 2011-й, когда вы придумали технику многослойного рельефа из фанеры?
Ретроспективно — да. Но тогда это был просто персональный проект, мне было интересно сделать что-то на материальном носителе. А выставлять на продажу такие работы я начал лишь спустя три года, а сам продолжал работать на компьютере и стенах, но в другом ключе. В 2013-м я сделал несколько больших росписей на домах в Выксе, Салавате и Москве в таком же графичном стиле, как и рельефы. То есть это были уже полностью фигуративные композиции, никаких букв. Я уже не воспринимал это как граффити, скорее как условно монументальное искусство с отголосками уличного.
Потом был важный момент в 2015-м, когда я ушел из бренда одежды, выросшего из журнала, и начал сотрудничать с аукционом Vladey, а потом с галереей Ruarts, где через два года прошла моя большая персональная выставка.
Как вообще пришла идея рельефов?
Сначала я рисовал персонажей в цифровом формате. А потом придумал, что можно сделать иллюстрацию, распечатать контур на бумаге, наклеить на кусок фанеры и выпилить лобзиком детали. Просто плоское изображение казалось скучным, поэтому я решил добавить еще несколько слоев, чтобы был небольшой рельеф. С тех пор в технике концептуально ничего не изменилось. Единственное, я стал использовать лазерную резку вместо ручной работы и всякие мелочи, которые ускоряют создание произведения.
Как-то определяете этот свой стиль?
Я обычно говорю, что это векторная графика. Если вы про технику исполнения, то мозаичный рельеф из фанеры. То есть что это какой-то отдельный стиль — об этом я не задумывался.
Как менялись сюжеты?
Сначала это были просто лица, крупные изображения людей. А потом я стал больше задумываться над содержанием, появились более продуманные композиции, в которых что-то происходит между героями. Я всегда стараюсь сделать так, чтобы название картины было ключом к содержанию.
Сюжеты касаются самого разного взаимодействия между людьми, от конфликтных ситуаций до размеренного общения. Но я стараюсь делать так, чтобы, во-первых, зрители могли узнать какие-то привычные вещи, соотнести их с собой. А во-вторых, чтобы можно было на разном уровне считать смысл. Мне бы хотелось, чтобы мои произведения были как хорошая книга: ты можешь один раз прочитать и считать только сюжет, прочитать второй раз повнимательнее — и увидеть какие-то скрытые смыслы. Я стремлюсь к этому.
«Чем богаче внутренне будешь ты сам, тем интереснее может стать твое искусство»
Ваш мозаично-витражный стиль уже безошибочно узнаваем. Не боитесь стать его заложником? Представляете, что будете делать кардинально другие вещи?
Это важный вопрос. Но, во-первых, я занимаюсь не только созданием картин, а еще проектирую скульптуры, которые отличаются от плоских и рельефных изображений в силу техники. И процесс придумывания концепций для картин и скульптур — это совершенно разные истории. Еще иногда курирую разные проекты. Во-вторых, разнообразие этих проектов позволяет мне не скучать и не так активно искать какие-то радикально новые ходы. В-третьих, мне кажется, что логичнее было бы шаг за шагом изменять свое творчество, не резко ломать все через колено и говорить: «Так, все, про прошлое можете забыть, я теперь совсем по-другому работаю». Это и художнику сложно сделать, и зрителю воспринять что-то радикально новое обычно некомфортно, потому что люди привыкают к каким-то узнаваемым вещам. Я не говорю сейчас конкретно про свое творчество, но радость узнавания работ любого автора всегда присутствует. Поэтому я думаю, что для меня эволюционный путь правильнее и интереснее.
У вас уже есть желание что-то поменять?
Желание есть, вопрос в том, что тот поток интересных проектов, которые мне предлагают или которые мне бы хотелось сделать, не влезает в то время, которое у меня есть. Когда ты попадаешь в эту «бешеную реку», очень сложно остановиться, просто сесть и подумать или поэкспериментировать. Скорее всего, получится так, как с росписями, скульптурами или курированием выставок, то есть мне предлагают какой-то проект, в котором я могу что-то новое попробовать. И я пробую.
Складывается впечатление, что вы сейчас работаете исключительно на заказ. Остается время делать что-то «в стол», для души?
Я не разделяю: вот тут я работаю на заказ, а тут — для души. Всегда выбираю те проекты, которые мне лично интересно сделать. Просто заработать денег для меня не имеет смысла.
Когда вас перестали интересовать деньги?
Думаю, с конца 2000-х я уже точно не брался за проект, чтобы просто заработать. Мне повезло: даже когда я занимался графическим дизайном, делал логотипы, сайты, какие-то флаеры, мне все равно был интересен процесс. Понятно, что это была такая полутехническая работа, но и творчества в ней на тот момент мне хватало. Я считал и считаю, что заниматься чем-то просто ради денег — какой-то мазохизм. Если ты делаешь то, что тебе нравится, а тебе еще за это платят, то у тебя нет проблем поднапрячься, поработать без выходных, посидеть до ночи и так далее, ты просто делаешь, потому что тебе это интересно, а во вторую очередь тебе уже за это заплатят.
Вы рассказывали, что занимаетесь самообразованием в области истории искусства. Насколько это помогает в работе?
Сильно помогает! Если ты сам себя знаниями не наполнишь, тебе не о чем будет людям рассказывать. Просто тиражировать красивые картинки мне неинтересно. Я знаю массу художников из разных точек мира, которые просто создают тем или иным способом приятные глазу изображения. Но я не вижу для себя там какого-то содержания, которое меня бы заинтересовало. Мне бы хотелось достичь такого эффекта, что и само произведение визуально классно выглядит, притягивает к себе взгляды, и чтобы человек мог хотя бы немного задуматься, о чем это. А без погружения в историю искусства, в науку, историю, социологию, политику, в любые сферы человеческой деятельности, которые могут вдохновить, невозможно искусством заниматься осознанно. Чем богаче внутренне будешь ты сам, тем интереснее может стать твое искусство.
Кстати, с момента создания первых работ из вашего портфолио на сайте прошло ровно двадцать лет. Вполне внушительный срок. В свою воображаемую ретроспективу какие бы работы включили?
Сложный вопрос, потому что я пока еще не вижу своей ретроспективы. Я чувствую, что у меня есть еще что сказать, что показать, что сделать перед тем, как спустя годы рассказывать: «Мое творчество развивалось вот так-то…» Думаю, пока рановато.
А ваши собственные работы у вас дома есть?
Да, конечно! Например, серия из трех картин «Последствия». На каждой мужчина с женщиной, и видно, что у них напряженные взаимоотношения, что-то у них там произошло. Эту серию я делал для групповой выставки в Лондоне в 2015 году. Эскизы и чертежи деталей спроектировал заранее, а сами картины делал уже непосредственно в галерее Lollipop. Там, правда, все плохо закончилось: галерист всех «кинул» — и русских, и местных художников. В общем, эти работы пропали. Когда узнал об этом спустя время, подумал: сделаю копии, продавать не буду, а оставлю себе. Так и висят.