20 лет спустя: юбилей галереи Марины Гисич

Кто был твоим первым художником?

Это было первое искусство, которое я купила сама. Мне было 26 лет, и уже через год мне было стыдно за эту покупку. Стыдно перед художником, потому что ты не можешь взять и выкинуть работу, даже если она плоха. Лучше уж куда-то отдать. Поэтому перед тем как тратить деньги, необходимо выйти на определенный уровень восприятия искусства, а не удовлетворять сиюминутный декоративный запрос. Моим более-менее профессиональным опытом была первая выставка, которую я делала в Париже, в галерее Kiron, в 1996 году, еще до открытия своей галереи. «Хочу в Париж, хочу выставку, — думала я. — Вот сейчас зал сниму, художников привезу, искусство покажу!» Английский язык — как у Эллочки-Людоедки, французского нет вообще. Жан (муж. — Прим. ред.) не стал меня отговаривать, отправил в это «пекло», чтобы я либо сошла с этого пути, либо поняла, что мне нужно учиться. Но я почти сразу выбрала очень хорошее искусство. Скорее всего, мне повезло, а возможно, мне помогло внутреннее чутье: даже там, где я совсем ничего не знаю, «носом цепляю» хорошее.

Не имея никакого опыта, я познакомилась с Глебом Богомоловым — знаковым художником российского, ленинградского андеграунда. Мне это искусство было «не по зубам», не подходило ни по голове, ни по статусу. Я не имела на это никакого права. Но Богомолов почему-то не отказал мне, непонятной девочке без опыта, которая пришла к нему и сказала: «Глеб, я хочу Вас выставить в Париже». Он, видимо, посмеялся в душе, но настолько ошалел от моих амбиций, что сказал: «Ну раз хочешь, попробуй!» Я очень благодарна, что он подал мне руку. Он — мой учитель. Куратором выставки был Михаил Юрьевич Герман, одна из легенд российского искусствоведения. На выставке были также работы Валерия Лукки, Александра Герасимова — отличных художников, но я уже понимала, что этим искусством я не буду заниматься в будущем.

Богомолов стоит особняком, хотя он представитель modern art, а моя специализация — contemporary art. Символично, что спустя 20 лет после запуска галереи, в декабре 2019-го, я открыла новое пространство галереи именно выставкой Глеба Богомолова. Открыла уже осмысленно, понимая, что такое успех, что хорошо и что плохо. Это потрясающее ощущение, когда ты свободно плаваешь в этом океане, тебя уважают.

Никто не застрахован от ошибок, но очень сложно соблюсти грань между ошибкой и нечестным поступком. У меня хорошая репутация, что очень важно. Открывая эту выставку, я показала завершенный цикл своего взросления, мне важно было прийти к своему учителю, который когда-то показал мне, как себя вести в искусстве. Как надо себя уважать, что нужно прежде всего любить искусство, чтобы научиться продавать его другим. Иначе все бесполезно. Можно менять картины на деньги, быть менялой, но не галеристом.

Где ты находишь силы для того, чтобы не останавливаться уже 20 лет? На нашем арт-рынке таких людей можно пересчитать по пальцам одной руки.

Вот я тебе сейчас предельно честно говорю, что, во-первых, я искренне это очень люблю, а потом — я очень хорошо продаю. Наверное, это врожденное качество. У меня вызывает азарт даже не сам момент получения денег, хотя это как баллы в спорте. Хочется получать больше баллов, чем другие, и в этом драйв. Мой муж Жан-Габриэль, успешный швейцарский банкир, на своем примере показал мне правила ведения бизнеса. Это его слова: «Марина, в жизни главное — репутация, репутация, репутация. Через какое-то время она начинает приносить тебе прибыль, но сначала ты долго ее создаешь».

Мне не хватает в работе фундаментальных знаний, которые я должна была получить в 17 лет, но этого не восполнить… Да, я нахватала знания фрагментарно, латая пробелы по мере необходимости. При этом искусство в моей голове было всегда: каждый день художественная гимнастика и хореография; с 7 лет классическая музыка и балет. Но в визуальном плане был провал. Надеюсь компенсировать это в следующем поколении нашей семьи.

Моим двойняшкам 16 лет, и они будут на Cosmoscow работать с тинейджерами, с молодыми клиентами. Я готовлю их: «Подводите человека, объясняйте. Пусть вы завалитесь, пусть не хватает слов — делайте первый шаг». Через два года они пойдут в институт, поймут, что без фундаментального образования — никуда, время халявы прошло. Сегодня мы не просто учим историю искусства, мы учим стратегию, философию, рассматриваем искусство сквозь множество других дисциплин. В этом случае есть шанс стать «универсальным бойцом», игроком, у которого есть стержень, диапазон, насмотренность.

Ты и сама коллекционер.

Да, я покупаю искусство. Но это периодически входит в противоречие с моей работой галериста. Иногда я ощущаю, что не хочу продавать работу, меня начинает «клинить», когда я понимаю, что больше эту вещь не увижу. Это страшное дело.

Когда ты первый раз это почувствовала?

Это было на выставке Ивана Горшкова в галерее пять лет назад. Пришла пара коллекционеров, оба любят, покупают искусство: «Хотим эту работу». Думаю: «Нет, нет, сейчас прикрою свою любимую и не продам». Клиент выбирает еще две, и я говорю: «Вот эти две — да, а третью не продам». Он недоумевает: «В смысле?». И я первый раз поняла, что так хочу эту работу, что подставляю и коллекционера, и художника. Начинаю объяснять, что у меня впервые такие ощущения, но прошу отказаться от работы. В итоге клиент мне уступил, но сказал, что сейчас я должна себя чувствовать настоящим коллекционером, потому что «отгрызла работу у другого коллекционера». С тех пор было несколько таких случаев.

Почему так происходит? Как следствие опыта?

Это — «тест на вшивость». Купишь ли ты работу, которую продаешь? Я всем коллекционерам советовала бы так проверять своего галериста — а у вас есть работа этого художника? Если ты продаешь работы за 20–30 тыс. евро, купил ли ты хотя бы одну? Веришь в этого художника? Я приглашаю коллекционеров к себе домой. Они видят, как я живу со своей коллекцией, которая не продается. Это моя сильная сторона.

Какова роль галеристов в воспитании коллекционеров? Ведь не все люди могут и должны жить с искусством?

Я сама 25 лет назад была вне искусства. Я не критикую тех, кто его не понимает, потому что у меня есть возможность приоткрыть им эту дверь. И если я кого-то в это «посвятила», для меня это почти физическое удовольствие. Я многих привела в искусство, в том числе через архитектуру и дизайн. Сначала на собственном опыте, потом начав сотрудничество с архитекторами. Искусство — важная составляющая атмосферы вокруг нас, но порой дизайнерам сложно найти общий язык с клиентом по этим вопросам. Я свой человек, потому что не воспринимаю искусство с декоративной точки зрения, а смотрю на него как будто со стороны, через него смотрю на себя. Я «заражаю» огромное количество людей — кто-то заболел, кто-то нет, но я делаю важную работу: меня не будет, а эти люди будут продолжать «заражать» других. Я не могу себе представить, что можно жить совсем без искусства. Мы должны себя погружать в вещи, сделанные другим человеком, — в этом состоит культурная преемственность. Мы передаем культурный код, как это делали люди до нас.

Что нужно делать для развития?

Я должна организовывать выставки, показывать работы, продавать их. Понимаешь, нельзя допускать остановку, поэтому я каждый раз заставляю себя рисковать. Есть проекты, у которых ноль шансов быть проданными. Но я это делаю потому, что я хочу двигаться дальше, каждый раз выходить на новый уровень, чтобы говорить на другом культурном языке. Я это делала всегда, но, видя сейчас, как растут молодые галереи (неважно, что через пять лет из двадцати останется пять), понимаю, что это — сигнал нам, «старым лошадям». Надо ускоряться. Эти ребята будут работать по-другому, они несут новый пласт искусства. Через 10–15 лет я, может, буду отставать, но мне помогут дочери, которые войдут на рынок с новой энергией.

Для нас очень важно постоянно расширять границы своего взгляда на индустрию в целом. Я открываю Marina Gisich Lab — экспериментальное выставочное пространство на месте «старой» галереи, а в «новой» мы будем продолжать привычную работу. Я специально делаю такую перестановку. Будут новые стратегии, испытания, которые я, наверное, даже буду отдавать на аутсорсинг. Хочу работать со скандинавскими проектами. Я работаю с Иваном Карповым — художником и инженером, который занимается гидропоникой. Несколько лет назад он показал блистательный проект в Еврейском музее и центре толерантности в Москве. Он представляет растения как общающийся с нами субъект. В этом году на Cosmoscow покажем работы Марии Кошенковой — русской художницы, живущей и работающей в Дании. На российском рынке ее работы появятся впервые. Я забираю зрелого прекрасного художника, но она работает с пограничным материалом, ее объекты — как коллекционный дизайн, поэтому в галерее ее показать сложно. Я открываю новое, чтобы быть на острие.

Какие изменения происходят на арт-рынке?

Во время карантина мы, как и все, работали удаленно и в основном онлайн, что оказалось непросто. Мне легче, поскольку у меня есть база коллекционеров. Что касается изменений: будет появляться множество галерей, в том числе и нового формата. Это классно, но многие не понимают, какие деньги нужны, чтобы выжить. Нужно реально «бросать гранату» в одном направлении, искать новых коллекционеров и художников, тогда есть шансы, что через время у нас появится новый эшелон искусства. Эти молодые галереи будут развивать сетевое продвижение, онлайн-шопинг, в этом плане мы идем по следам опыта западных галерей. Мы тоже будем работать в Сети, но это ни в коем случае не отменит драгоценную работу с нашими клиентами офлайн.

Важное изменение состоит и в том, что люди стали еще внимательнее относиться к подаче — «упаковка» имеет большое значение. Правильно выстроить систему продвижения своего «продукта» и было одной из моих стратегических задач 20 лет назад. www.gisich.com