ELLE DECORATION: Судя по вашей студии на телевидении, все комнаты которой заполнены искусством, современными художниками вы интересуетесь давно. Как началось увлечение?
АНДРЕЙ МАЛАХОВ: Честно скажу, не так уж давно: около десяти лет. А началось все с коллекционера Владимира Некрасова. Я когда-то брал у него интервью для программы «Большая стирка», а позже оказался у него дома и увидел коллекцию «изнутри».
У него коллекция советского искусства, верно?
Да, именно! Не могу сказать, что я был фанатом такого искусства, но многие работы, что висели у него дома, я, конечно, помнил по школьным учебникам и журналу «Юный художник», который мне выписывали родители. Не помню, чтобы журнал я читал, но пролистывал регулярно, что, вероятно, тоже отпечаталось в памяти. И вот тогда, бывая периодически у него, я с любопытством наблюдал трансформацию пространства — примерно каждые три месяца экспозиция у него дома менялась. И невероятно интересно было видеть, как одни и те же комнаты, стены, атмосфера менялись благодаря искусству.
Еще раньше произошло знакомство с директором Мультимедиа Арт Музея Ольгой Свибловой, которая, надо отдать ей должное, предрекая мой интерес к искусству, знакомила меня в Париже со многими знаменитыми французскими фотографами. Думаю, все это были «семена», которые остались во мне, прижились и в конечном итоге проросли.
Как появилось первое произведение искусства у вас дома?
Однажды у Некрасова я увидел очень красивый ковер, подписанный N. Léger. Он рассказал мне историю русской подруги Фернана Леже Нади, которая тоже была художницей, но Леже делал все за нее. То есть теоретически это был ковер, созданный самим Фернаном Леже (Fernan Leger), а позже подаренный знаменитому Константину Симонову, у которого висел в кабинете. Потомки Симонова собирались уезжать в Париж, а ковер им вывозить не разрешали как культурную ценность. Некрасов предположил тогда, что, так как Симонов был и писателем, и журналистом, будет созвучно, если ковер окажется у меня. Я отнекивался, что не коллекционер, а он сказал: «Ну и пусть это будет первой вещью в твоей коллекции».
То есть Некрасов вас заразил той «бациллой коллекционирования»?
О, поверьте, такой «бациллы», которой заражен он, например, или Петр Авен, у меня нет и в помине!
А сколько у вас работ сейчас в коллекции? Ваши коллеги из студии мне сказали, что только там около шестидесяти произведений.
Точно не знаю, наверное, надо провести уже какую-то опись и сделать каталог — все мне об этом говорят. Видите, работы везде раскиданы: в офисе, в моей квартире, в квартире у жены Наташи, в загородной квартире… Они иногда переезжают из одного места в другое — зависит от настроения. Думаю, всего их около двухсот сейчас. А в студии — да, довольно много вещей. Видели там работу молодого британца Филипа Колберта (Philip Colbert), его еще называют Мистер Лобстер? Он сейчас очень популярный автор, выставку его работ готовит Ольга Свиблова у себя в музее, и моя картина поедет туда.
Про молодых: у вас довольно много вещей начинающих авторов. У вас есть азарт первооткрывателя?
Я всегда поддерживаю молодых, потому что считаю это очень важным. И если вижу талантливого автора, то всегда протяну ему руку. Вообще же большая проблема наших молодых художников в том, что они не знают английского языка, их сложно интегрировать в международное арт-пространство. Потому что сегодня мир изменился, ты должен уметь общаться, нравиться кураторам, должен быть веселым, харизматичным. И такие есть, но когда ты ни слова не говоришь по-английски и тебе всегда нужен переводчик, то кто захочет иметь с тобой дело?!
После того первого ковра, как покупали работы, куда ходили?
Всегда по-разному. Вот, например, веду я аукцион и понимаю, что никто в зале не хочет покупать фотографию Александра Родченко. И пусть даже не самая известная его фотография, это большое имя в истории и будет всегда хорошо смотреться в вашем арт-«резюме». Потом оказываюсь в какой-то зимний день на «Винзаводе» в галерее Айдан Салаховой. У нее выставлены дипломные работы молодых художников, и я вижу мунковский «Крик» с огромным смайлом вместо лица. Так работа Глеба Скубачевского (теперь уже хорошо известного) оказывается в моем собрании. Или вдруг в Майами в свой день рождения вижу необычный рисунок Кита Харинга (Keith Haring) в какой-то местной галерее, который стоит не самых больших денег, — и я решаю сделать себе подарок.
Можно сказать, что покупки у вас эмоциональные?
Да, всегда так спорадически все получается. Вот еще случай был, когда компания Mercury купила аукционный дом Phillips. Если помните, первые торги у них были довольно вялыми, и купить все можно было практически по нижней границе эстимейта. Вот тогда и я покупал какие-то небольшие вещи. У моей жены Наташи в кабинете висит мой первый подарок — ранняя работа Джорджа Кондо (George Condo), которую я приобрел тогда на аукционе за весьма умеренные деньги, порядка $8000. Мне он тогда показался очень интересным, с собственным узнаваемым стилем.
Собрание у вас достаточно эклектичное. Вы как-то определяете свою коллекцию? Что означает для вас понятие «коллекционер»?
С одной стороны, лестно, когда тебя называют коллекционером, но с другой — я скорее человек, который окружает свою жизнь предметами искусства, которые могут что-то затронуть в моей душе, дать мне либо спокойствие, либо поднять настроение своей иронией.
Вы завсегдатай арт-ярмарок, причем не только в России. Помните, как в первый раз попали на такое событие?
Это произошло абсолютно случайно: я был в Мадриде на Fashion Week, шел по улице и встретил Айдан. Она рассказала, что участвует в местной ярмарке ARCO и пригласила еще до открытия посмотреть, что там творится. Я тогда был сражен фотографией Олега Доу и сразу купил работу у нее на стенде. А затем приехал на крупнейшую Art Basel. Я ничего не купил, но помню свои чувства. После Базеля все ярмарки, конечно, кажутся таким вариантом лайт, чуть местечковыми, но у каждой есть свое настроение. Люблю вообще энергию, их сопровождающую.
А какие сейчас арт-события стоят в вашем календаре?
Признаюсь: никаких. Приглашений много, но зачастую все решаю в последнюю секунду, потому что невероятно напряженный рабочий график. Но если получится, то обязательно поеду на Sam Fair в Музее стрит-арта в Санкт-Петербурге. Ярмарка молодая, дерзкая, и там все очень доступно, особенно по сравнению с московскими галереями, где лепят чудовищные ценники на художников, известных в пределах Садового кольца.
