Прогулки по царскосельским паркам — словно путешествие по странам и эпохам: елизаветинское барокко и екатерининский классицизм, романтическая готика и неорусские терема. Турецкие, голландские, китайские и итальянские павильоны — свидетельства не только увеселений императорского двора, но и политических устремлений и больших побед.
Политику мы оставим в стороне — нас интересуют придворные развлечения. Одной из грандиозных «затей» екатерининского времени была так называемая Китайская деревня в Александровском парке. Но волею судеб ей же меньше всего повезло.
Одной из грандиозных «затей» Екатерины II была Китайская деревня в Александровском парке
Проект появился еще в 1770-х годах и приписывается авторству Ринальди или Неелова. К тому времени подобные павильоны имелись во многих европейских парках, но Екатерину, возможно, увлекли постройки в английском парке Кью — один экземпляр альбома о них был отправлен императрице.
О судьбе первоначального проекта известно мало, и лишь спустя десять лет уже Чарльз Камерон представляет новую смету на строительство «китайских домов, ворот да башни о семи этажах». Строительство продолжалось до 1790-х годов, расходы, как это было принято, значительно превышали смету, но самое главное — сама императрица давно потеряла интерес к этим постройкам. «Китайщина» — экзотическая спутница рококо — вышла из моды.
«Это удивительное сочетание китаизма, желтого, красного и голубого экстаза с росшью, блеском Людовиков»
На смену ей в Европе и России пришел классицизм — легкий и ясный, символизирующий правление просвещенных монархий конца XVIII века. При Павле I незавершенные постройки были попросту заброшены, и лишь к 1820-м годам, перестроенные, объединенные попарно в то, что сейчас назвали бы таунхаусами, гостевые домики были готовы к проживанию приезжих царедворцев. Здесь жил Карамзин, а много позже, уже после революции, — Мандельштам.
Удивительно, но жильцы все как один жаловались на неистребимую сырость в домах, о чем писал еще Камерон. Во время войны все постройки Китайской деревни были разрушены. Здание Китайского театра до сих пор зияет пустыми окнами, но Деревне на этот раз улыбнулась судьба. После длительной реставрации постройкам была возвращена изначальная функция гостевых домов, один из которых пригласили оформить Кирилла Истомина.
Думаю, вы простите мне столь обширное вступление — без него невозможно представить, насколько сложная задача стояла перед декоратором Кириллом Истоминым. Во-первых, небольшая площадь при довольно высоких потолках — не забывайте, ведь это всего лишь таунхаус, хоть и в императорском парке. Во-вторых, все декорации в доме должны иметь временный характер, чтобы при необходимости их можно было снять и перевезти на новое место. И, наконец, самое сложное — не существует почти никаких намеков на то, как выглядели или хотя бы какими задумывались интерьеры этих помещений.
Реконструкция 1820-х годов, выполненная Стасовым, сильно упростила первоначальный замысел Камерона — национальные черты ансамбля свелись к загнутым крышам и яркой покраске с росписью в псевдокитайском стиле. Кирилл начал работу почти с чистого листа, вооружившись словами тонкого знатока искусства Николая Пунина, так описывавшего Китайскую деревню и театр в 1911 году: «Это удивительное сочетание китаизма, наивного и странно-глубокого вкуса, желтого, красного и голубого экстаза и мистики, грубости и чванства с роскошью, блеском, непревзойденным величием Людовиков, отраженным в несколько варварском, несколько татарском и слишком умном зеркале екатерининского двора — наша „китайская деревня“ может восхищать, восторгать не за чистоту стиля… но за остроумие, несравненный вкус, такт вкуса, если так можно выразиться, с каким Екатерине удалось соединить слишком чуждый нам стиль со стилем века».
Под экзотическими росписями и резьбой скрывались вполне привычные для европейцев предметы
Первым делом была разработана цветовая гамма: охра, кармин, лазурь и бирюза — палитра росписи фасадов идеально подошла для интерьера. Обои с рисунком в виде бамбуковых трельяжей — конечно, на потолке (Кирилл всегда находит привычным материалам новое применение) — вносит восточный колорит. Им вторит расстекловка соединяющих комнаты двустворчатых дверей, повторяющая исторические оконные переплеты, и ткани, напоминающие те, по которым сходила с ума европейская аристократия в XVIII веке, открывавшая для себя сокровища Поднебесной.
Сами же рисунки и цвет тканей и ковров во всех комнатах вторят узорам росписей фасадов и крыш. Настоящих восточных вещей в интерьере немного, но все они подобраны с безупречным вкусом: коллекционный китайский фарфор XVIII века в гостиной, японская и китайская графика в кабинете, китайские шелковые обои, превращенные в панно.
Интерьеры кирилла Истомина — всегда образец гедонизма, вне зависимости от стиля, в котором они создаются
Эти предметы дополнены европейской мебелью XVIII и XIX веков в стиле шинуазри, которая вполне могла украшать оригинальные интерьеры какого-нибудь дворцового павильона в китайском вкусе: лаковое бюро в кабинете, столики и несколько великолепных английских зеркал и светильников в холле, гостиной и спальнях.
Но на этом экзотика не заканчивается. Дверной портал и плинтусы гостиной, соединенной со столовой, украшены росписями, вдохновленными декором Китайских кабинетов Большого дворца Петергофа, а ламбрекены штор повторяют очертания крыш самой Китайской деревни.
Камин в гостиной, выполненный на месте из оселкового мрамора по типу голландских каминов с полками для размещения фарфора, — еще одно свидетельство «китайской мании» на континенте. Подобное восприятие искусства Китая было ключевым для Кирилла, точно так же как и для архитекторов прошлого, создававших такие интерьеры.
Это не попытка воссоздать оригинальную отделку, а мечта о загадочном Китае, своего рода «экспортный вариант» китайского стиля — того самого, который создавался китайскими мастерами для Европы: тонкая стилизация, приправленная терпким ароматом благовоний и чая, доставлявшихся теми же кораблями, что и фарфор, ткани и мебель. Под экзотическими росписями и резьбой скрывались вполне привычные для европейцев предметы — диваны, стулья, столы, комоды, бюро. От комфорта тогда не отказывались даже самые стойкие приверженцы этого стиля — вряд ли кто из аристократов XVIII века просидел бы на жестких стульях эпохи Мин из розового или грушевого дерева больше пяти минут.
Кирилл Истомин, чьи интерьеры всегда являются образцом гедонизма — вне зависимости от стиля, в котором они создаются, — вполне разделяет этот подход. Я же уверен, будь среди гостей этого дома сам Карамзин, писавший о свой жизни здесь: «Мы уже 10 дней в Китае — чисто и красиво», сегодня великий историк был бы гораздо более щедрым на похвалы.
