«Сад как конструктор, заниматься им можно бесконечно» — художник Никита Макаров о творчестве, времени и своей семье

Это моя личная история про то, как интегрировать внутреннее мироощущение в довольно скромное пространство — 20 соток сада, два небольших дома, керамическую мастерскую и купальню, — создав здесь атмосферу собственной картины мира.

Все началось в 1990-е, когда моя мама приобрела участок в центре Переславля-Залесского. Там стоял классический пятистенок, в котором сохранилась традиционная гостиная, старый сруб, который мы открыли в ходе реконструкции, и деревянные полы с широкой доской («пятидесятка», которую сейчас редко где встретишь). В гостиной и сегодня прослеживается деревенско-купеческий стиль — здесь простая, но изысканная мебель конца XIX — начала XX века, так называемый антиквариат уездных городов (диваны, комоды, кофейные столики).

Почти все предметы с уникальной историей и несут в себе признак времени и эпохи — для меня это энергетически заряженные арт-объекты, которые, собственно, и формируют внутреннюю архитектуру и атмосферу этого дома. Здесь сохранилась функционирующая русская печь и, на контрасте, лет 20 назад появилась весьма забавная вещь — камин, облицованный изразцами и плитками, которые я привозил со всего мира — от Европы до Африки. Получился абсолютно мультикультурный собирательный образ — там есть и Суздаль, и Марокко, и Сирия, Португалия. Он весь состоит из майолики.

Работая с пространством имения, мне хотелось задействовать собственную насмотренность как в плане художественных смыслов, так и бытовых решений — привезти туда все самые любимые вещи, артефакты, которые греют душу, напоминают о путешествиях, связывают меня с прочитанными книгами и увиденными произведениями искусства. Весь дом буквально набит искусством.

Второй (новый) дом построен по моему проекту с огромными окнами в сад. Это так называемый «дикий» сруб, когда в укладке используется не оцилиндрованное, а рубанное бревно с остатками коры, что также несет на себе патину времени. С точки зрения архитектурных приемов — это вполне узнаваемый стиль.  

Одна из задач, с которой я столкнулся — интеграция нового большого дома и сада в контекст аутентичной русской избы и пространства самого города, поскольку имение располагается в историческом центре Переславля-Залесского, близ валов и Плещеева озера. Мне важно было сделать все гармонично и при этом сохранить максимум пространства как внутри, так и снаружи.

В создании сада я опирался на впечатления, полученные во время многочисленных путешествий по Европе и Востоку. Я придерживаюсь мнения, что сад — это не только признак развитой цивилизации, но и способ познания мира и самовыражения. Поэтому мой сад оформлен так, чтобы в нем можно было наслаждаться естественной красотой и гармонией природы в любое время года, чтобы с ранней весны до поздней осени он переливался различными оттенками и формами.

Сад обвивает оба дома, образуя кольцо. На его территории находится масса небольших функциональных построек с аутентичной мебелью и артефактами крестьянского быта Русского Севера XIX века, которые я привез из Архангельской области, Коми, Устюга и других мест. Скамейки, филенки — в общем, все то, что сегодня можно найти либо в областных музеях, либо в книгах о русском зодчестве. Все уличные артефакты законсервированы и адаптированы для существования в экстерьере. 

Однажды мне посчастливилось приобрести две большие деревянные колонны из разрушенного храма — характерные предметы русского барокко, которые я отреставрировал и поместил в стеклянные колбы в саду. Получились лаконичные столбы, которые оснащены специальной подсветкой. В темное время суток, когда в колоннах включается свет, создается ощущение, что они буквально парят в воздухе. Для меня это красивое напоминание о Русском Севере и его особой культуре, воспетой художниками и поэтами.

Из недавних приобретений для сада — группа филенок из Архангельской области, которые я интегрировал в поленницы, и два самосвала зеленого камня. Сейчас я нахожусь процессе создания двух водоемов, в которых хочу вырастить водные гиацинты и нимфеи. Мне хочется, чтобы новые элементы гармонично вписывались в общий дизайн-код сада, поэтому экспериментирую с искусственным старением водоемов, чтобы они выглядели как уже многое повидавшие на своем веку, покрываю их мхом — в общем, колдую над временем.

Работа в саду — с одной стороны, отдушина, а с другой — дело абсолютно неблагодарное, особенно в наших климатических условиях. Ты можешь ухаживать за кустом сколько угодно, но одни заморозки — и рододендроны или магнолии погибли, и это совершенно не зависит от вложенных усилий, знаний и талантов. Но мне удалось эти южные породы (рододендроны, крымская глициния, магнолии) вырастить, чем я очень гожусь и наслаждаюсь. Когда они начинают цвести, это абсолютное счастье.  Помимо людей, растений и артефактов, в саду обитают мой любимый бульдог и кошка — сообщество брахицефалов, которые бродят по саду с мыслями о том, как из него свалить в жесткую окружающую среду.

Друзья часто с удивлением повторяют: «как же ты обжил такое прекрасное пространство в городе, лишенном всякой надежды». Я в ответ цитирую Ходасевича:

Люблю людей, люблю природу,
Но не люблю ходить гулять,
И твердо знаю, что народу
Моих творений не понять.

Довольный малым, созерцаю
То, что дает нещедрый рок:
Вяз, прислонившийся к сараю,
Покрытый лесом бугорок…

Ни грубой славы, ни гонений
От современников не жду,
Но сам стригу кусты сирени
Вокруг террасы и в саду.

Сад как конструктор, заниматься им можно бесконечно. Возможно, это дело передалось мне генетически — все детство я наблюдал, как прадед, Леонид Максимович Леонов, возделывал свой удивительный, гигантский сад в Переделкино. У него, кстати, была самая большая коллекция кактусов в Советском Союзе.

Как говорил Вольтер: «Faut cultiver son jardin» («Возделывай свой сад»). Вот я и возделываю — от весны к осени из года в год. Развожу лягушек, наслаждаюсь цветением магнолии и яблонь, высаживаю тюльпаны и нарциссы — создаю свой собственный таинственный лес, куда сбегаю от беспощадных реалий и где создаю керамическую метавселенную мифогенных существ, обитающих в этом «таинственном лесу».