- Наталия Почечуева (02.01.1966 — 24.08.2019).
- Первый главный редактор журнала ELLE ДЕКОР в России, который вышел в апреле 2001 года. Занимала эту должность до 2010 года.
- До этого вела интерьерную рубрику в журнале ELLE и интерьерное приложение ELLE.
- Как дизайнер оформила несколько интерьеров в России и Германии. К мнению Наталии всегда прислушивались ведущие архитекторы и декораторы, а начинающие мечтали оказаться в зоне ее внимания.
- Многим нынешним звездам отечественного дизайна Наталия Почечуева дала путевку в жизнь.
- Там, где появлялась Наташа, всегда начинался праздник!
- Последние годы жила в Берлине, где боролась с тяжелой болезнью, но даже там не переставала работать над интерьерными проектами.
ВЛИВАЙСЯ!
ELLE ДЕКОР №1, апрель 2001
На днях я получила письмо. Оно пришло из Японии. К письму прилагался журнал, обложка которого представляла собой неземной красоты японский садик и бледно-зеленые побеги бамбука. Сверху все это великолепие было равномерно покрыто иероглифами. Единственное, что я смогла разобрать в хитром переплетении палочек и закорючек, так это два слова: ELLE DECO.
Японцы интересовались, есть ли у нас в России мебель и, если да, то какая, и правда ли, что в Москве «избы» выше, чем в провинции, и знаем ли мы, что в Японии есть дизайн. Глядя на изящное письмецо, я впервые поняла, как далеко простираются «объятия» нашего поистине многонационального журнала. Десять часов на самолете, и это только в одну сторону, а ведь есть еще Америка, в которой тоже выходит свой ELLE DECOR. А мы девятнадцатые по счету. Предыдущие два появились на свет в прошлом году: один в Канаде, другой в Индии. На индийской обложке — прозрачный интерьер в холодной гамме, на канадской — напротив — что-то южное и жаркое: каждый старается выбрать нечто противоположное тому, что видит каждый день. В том и заключается сила ELLE ДЕКОР, что мы имеем возможность «держать руку на пульсе» и обмениваться всем самым интересным, что происходит в наших странах. Поэтому я надеюсь, что и в Японии скоро будут знать не только наш балет. И еще: за последний месяц я 100 раз сформулировала позицию нашего журнала, сто раз ответила, что ELLE ДЕКОР — это женщина ELLE у себя дома, и 85 раз, что ELLE ДЕКОР, ELLE DECOR, ELLE DECO, ELLE DECORATION, ELLE WONEN — это одно и то же, и что все мы — одна семья.
P. S. Когда я была маленькая, то больше всего на свете любила делать домики в картонных коробках из-под обуви: с упоением вырезала в стенках окна и двери, расставляла мебель, склеенную из спичечных коробков и развешивала маленькие люстры из бисера. Это было намного интереснее, чем играть в куклы... С тех пор ничего не изменилось, я по-прежнему создаю текстовые «коробочки» и переставляю с места на место мебель. Наталия Почечуева
ПО МЕСТАМ БОЕВОЙ СЛАВЫ
ELLE ДЕКОР №10, июнь 2002
Лично мне в Милане все очень нравится. Ну просто очень. Особенно, когда и гостиница, и еда. Как вспомню свою первую туда поездку, так еще больше нравится. А дело было так. Отправилась я несколько лет назад в город Милан в командировку от журнала ELLE освещать Мебельную выставку. Кто там был, знает, что это мероприятие обычно сопровождается страшным ажиотажем. Естественно, мест в отелях нет, уехать невозможно, и в турагентстве мне под шумок подсунули «липу». Я обнаружила это только на местности при помощи таксиста. Получалось, что у меня на руках ваучер в гостиницу, которая находится не в центре Милана, а в городке Миланиано, где-то на границе Миланской области. Причем добраться туда можно только на такси, 100 долларов в один конец.
Подсчитав, сколько ходок мне придется совершить за время выставки... В общем, я осталась в незнакомом городе без крыши над головой, без вещей (чемодан я сдала в камеру хранения на Центральном вокзале, чтобы не болтаться с ним по городу), без денег (в Миланиано деньги, проплаченные из Москвы за весь срок, вернуть отказались), без средств личной, извините, гигиены (я же ехала в приличный четырехзвездочный отель, предполагалось, что там все есть). Искать гостиницу в городе было бесполезно. Мебельная выставка совпала со съездом Компартии Италии. Представляете, что там творилось? На вопрос, есть ли места, мне смеялись в лицо.
Совершенно случайно, каким-то чудом, я нашла студенческую ночлежку. В каждой комнате — трехэтажные железные нары, многонациональный контингент из восемнадцати человек и комендантский час. Ровно в полночь ворота закрывались, и там хоть в Золушку, хоть в Синдереллу превращайся. И это было самое страшное, потому что никакие выставочные мероприятия так рано не заканчиваются. Представьте, я в ночном клубе на закрытой вечеринке Edra (одной из самых продвинутых марок): там, конечно, красота, ананасы в шампанском, клубника на пальмовых листьях. Дамы в декольте, распорядитель в золотом комбинезоне, все танцуют, дамы, повторяю, в декольте, а я... в пальто, мало того, что в теплом, так еще и леопардовой расцветки. Кошмар! А вещи на Центральном вокзале.
Но это еще не все. В половине двенадцатого прерываю светский разговор, хотя вечер только начинается, и так, с улыбочкой: «Ах, вы знаете, мне нужно срочно отправить факс из гостиницы, я должна бежать!», — и рысью в свою ночлежку. Главное, не опоздать, а то и нар не достанется. Там, конечно, на меня студентки косо смотрят, не поймут, что я за птица. Почему в леопарде и без рюкзака. Они-то все с рюкзаками и в кедах, турпоходом по Европе. Но страшнее всего было в душе. Пока одна розовощекая отличница-бельгийка мылась, я у нее немного шампуня «позаимствовала». Для стирки, и вообще. Как сейчас помню, это был Fructis. До сих пор стыдно... Мой муж считает, что никогда, ни до, ни после этой поездки, я не выглядела такой счастливой, как в день возвращения. А Милан я очень люблю. Наталия Почечуева
О ПОЛЬЗЕ ПЛАНИРОВАНИЯ
ELLE ДЕКОР №19, май 2003
Двадцать лет назад мои родители на последние деньги купили кусок голой земли в умирающей деревне на краю географии с избой, падающей набок. Они были счастливы. Папа объяснял: «Это совсем близко, всего каких-нибудь полтора часа ходьбы от станции». И вот мы тащимся по проселочной дороге, навьюченные как верблюды, везя из Москвы абсолютно все, начиная с хлеба и заканчивая гвоздями. Мимо проносятся машины, накрывая нас облаком пыли. Мы пытаемся голосовать, но все безуспешно. В рюкзаке за спиной начинает подтаивать масло, я злобно ворчу: «Кому нужна эта чертова земля! Лучше бы шубу мне купили!» Папа резонно отвечает, не сбиваясь с бодрого туристического шага: «Земля есть земля, она всегда нужна, потом спасибо скажешь. Вот представь, вырастет наш сад, ты сядешь под яблоней чай пить, а вокруг во-о-о-здух и птички поют...» Очередное облако пыли накрыло нас с головой. «Апчхи, я городской человек, ненавижу ваши яблоки и птичек ваших ненавижу, и вообще мне плохо от переизбытка кислорода, я от него пьянею и дурею...»
Прошло двадцать лет. Надо ли говорить, что сейчас я смотрю на вещи по-другому. Что завидую белой завистью тем, кому достались по наследству старые дачи с вековыми елями и соснами, где-нибудь в Снегирях-Кратове-Мамонтовке, не говоря уже о Мосженке с Жуковкой. Что мечтаю сесть на солнышке под той самой яблоней, и чтобы вокруг во-о-о-здух и птички, но не могу, потому что нет у нас сада. Деревья есть, прекрасные деревья: и яблони, и груши, и сливы, и даже вишни, а сада нет. Дело в том, что мы его вовремя не спланировали. Мы всегда спешили. Наступал очередной май, припекало солнце, и мы как сумасшедшие начинали копать. «Главное — посадить, иначе потом будет поздно, а с тем, что получится — разберемся!» В результате мы сделали все ошибки, какие только может допустить неофит. А сад — дело долгое и многотрудное. Это не квартира, здесь кровать со шкафом местами не поменяешь. Поэтому летний сезон в разделе «Сад» мы начинаем с планирования. Ну а тем, кто город предпочитает деревне, придется брать пример с итальянского режиссера Карло Вердоне, который в свободное время занимается озеленением собственной крыши. Законченным же урбанистам из весенне-летних развлечений можно порекомендовать... ремонт. Если он в принципе нужен, сейчас самое время этим заняться. А с чего начинается стройка? Правильно, с планирования, а еще с ванной комнаты. Наш практикум именно об этом. Наталия Почечуева
ПО ХОДУ ДВИЖЕНИЯ
ELLE ДЕКОР №25, ноябрь 2003
Однажды мой друг Аркадий спросил, задумчиво глядя на ярко-красную пожарную машину, приближавшуюся к нам со страшным воем: «А кто, собственно, придумывает все эти тенденции, которые печатаются в журналах? Откуда они вообще берутся? Почему вы считаете, что в моду должен войти именно красный цвет, почему не зеленый? Откуда вдруг выплыл стиль ар-деко, почему все только о нем и твердят? Может, это фикция, журналистский заговор?»... Вой сирены стал почти невыносимым, красная машина со скрежетом затормозила прямо перед моим носом, за ней вторая, третья, четвертая. Оттуда выскочила команда молодцеватых пожарных и исчезла в дверях отеля, рядом с которым мы стояли. Надо сказать, что и отель, и пожарные, и машины были английские, так как дело происходило в Лондоне. И происходило, по правде говоря, не без нашего участия...
За десять минут до приезда спасателей Аркадий опрометчиво бросил непотушенный окурок мимо отельной пепельницы, и вот теперь мы мерзли на улице в толпе таких же несчастных постояльцев и поражались стальной неотвратимости запущенного нами механизма. В эвакуации мы раньше никогда не были, поэтому не знали, смеяться нам или плакать... Как вы понимаете, в такой обстановке вопрос о последних тенденциях повис в воздухе, растворившись в вое сирен. Однако ответить мне все-таки захотелось.
Конечно, никакого журналистского или дизайнерского заговора не существует. То, что модно сегодня, всегда возникает как противовес тому, что было модно вчера. Но рассчитать математически это невозможно. Никто не просыпается утром с мыслью: «Ну-с, что бы мне сегодня такое изобрести пооригинальнее!» Просто в один прекрасный день появляется усталость и скука от того, что еще недавно вызывало восторг, тема оказывается исчерпанной, и возникает естественная потребность в чем-то диаметрально противоположном. Какая-то неуемная антенна внутри нас сама собой начинает нащупывать свежие потоки, которые носятся в воздухе. Ведь не Гальяно же в самом деле и не Миучча Прада придумывают, что пора подложить в пиджаки подплечники. Реальность диктует им: пора! То же самое произошло с ар- деко. Этот стиль был обречен на новый виток популярности уже давно. Все так устали от крайностей, будь то сухой минимализм или сладко-приторная экзотика, что респектабельность и выверенная буржуазность ар-деко легли на подготовленную почву. Что же делать с этим тотальным увлечением? Предлагаю смело отдаться этому потоку, пока новый не развернул нас на 180 градусов. Наталия Почечуева
ПЕРЛОВЫЕ ДАЛИ
ELLE ДЕКОР №43, июль 2005
Вы никогда не замечали, что всякая попытка описать цвет уходит или в патетику, или в профессиональный сленг? Это самая зыбкая, самая невнятная, самая беспомощная и неконкретная область языка. Если, например, моя мама говорит: «Я вчера купила прелестный горчичный свитерок», — у меня не возникает ни тени сомпения в факте покупки и в том, что это случилось именно вчера, но вот окраска этого свитера остается для меня совершеннейшей загадкой. Спрашивается, какая горчица была взята за эталон: русская, французская или немецкая? Кто определит, чего больше в цвете «кофе с молоком»: кофе или молока? И где проходит граница между розовым, малиновым, брусничным, вишневым и цветом фуксии, я уже не говорю про сиреневый, лиловый, фиолетовый и пурпурный?
Конечно, можно использовать конкретные и четкие названия: хром-кобальт сине-зеленый, кадмий красный светлый, сиена, умбра, сажа газовая, английская красная, но тогда описание какого-нибудь покрывала будет выглядеть так: по виридоново-зеленому с добавлением церулиума полю были щедро разбросаны стронцианово-желтые с ультрамариновой обводкой тюльпаны... «Нет, уж лучше вездесущий цвет бедра испуганной нимфы или цвет утренней зари, — строго сказали мне члены редакции, — не всем твоим сиены и сажи ласкают слух».
В общем, несмотря на то что номер посвящен цвету, мы пытались изъясняться нормальным человеческим языком, хотя он и грешит определенной долей условности, так что больше доверяйте картинкам, чем их описаниям.
P. S. В начале XIX века император Александр I, будучи проездом в Москве, выразил администрации города свое неудовольствие. В монаршем отзыве такие краски, как голубые и вишневые, были квалифицированы «как суть грубые». Во время наивысшего расцвета классицизма и чуткого отношения к цвету гораздо большей популярностью пользовались тонкие изящные оттенки, например, перловый (с ударением на первом слоге). В общем, можно гордиться тем, что мы употребляли в детском саду не какую-нибудь, а жемчужную-кашу. Наталия Почечуева
ВАМ КАЮТУ ИЛИ БУДУАР?
ELLE ДЕКОР №44, август 2005
Считается, что дети обладают искрометной фантазией. Куда уж там взрослым! Достаточно взглянуть на готовые комплекты детской мебели. Как правило, в них разыграно ровно два сценария: будуар принцессы (с дежурным балдахином) и каюта морского волка (с двухъярусной кроватью). Это как в дешевом порно — либо медсестра, либо садовник. Я опросила массу подросших (от 22 до 50 лет) детей на предмет их прежних мечтаний. Казалось, что вот сейчас я нащупаю золотую жилу, открою миру какое-то тайное знание и смогу запустить свою линию мебели для малолетних.
Исследования дали неутешительные результаты. Неожиданно большой процент респондентов оказался охвачен полной или частичной амнезией, что делало их вклад в науку равным нулю. Отсчет времени у них почему-то начинался с первой сигареты и кружки пива. Другие твердили, как в заставке Русского Радио-2: «Наша Родина СССР! У нас никогда ничего своего не было: ни комнаты, ни мебели, какие уж тут разносолы!» Их воспоминания сводились к тому, как прекрасно сидеть на горшке под плюшевой скатертью с бахромой, покрывающей обеденный стол, и пить из кукольных чашечек какао (это, конечно, девочки) и как восхитительно прятаться в шкафу или на шкафу с пистолетом в руках (это, разумеется, мальчики). Что в переводе на русский язык означает: все та же двухъярусная кровать и все тот же балдахин.... Да, не густо! Пришли туда, откуда начали.
Собственно, все психологи сходятся на том, что главное для ребенка — иметь убежище. И у нас про это чуть ли не полномера. А что же дети сегодняшние? Вот с ними оказалось совсем тяжко. Мой сын лениво протянул: «Да какая разница, какая комната, главное, чтобы оперативка у компьютера была не меньше 4 гигабайтов и ТНТ с Домом-2 работал». Боже мой, а ведь я его рожала и воспитывала. Книжки всякие читала. И вот результат. Кстати, все свое детство я мечтала жить в зоопарке. В крайнем случае, в зооуголке с Чебурашкой. Наталия Почечуева
ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА
ELLE ДЕКОР №51, апрель 2006
Сцена первая. Время действия — примерно пять лет назад. Приходит заказчик к архитектору, говорит с сильным акцентом: «Вот, дом хочу построить». А тот: «Замечательно, рассказывайте! Какой у вас участок? Какой хотите дом? Кто в нем будет жить?» Заказчик побагровел да как рявкнет: «А тебе какое дело? С кем хочу, с тем и живу!»
Сцена вторая. Время действия — наши дни. Приходит заказчик к декоратору и говорит: «Вы знаете, мне бы хотелось смесь Китая с Людовиком XIV, плюс несколько штрихов из Людовика XV, но, пожалуйста, без штампов и китча...»
Каково? Ни убавить, ни прибавить. Картина времени, как на ладони, причем, заметьте, картина в реалистическом ключе; обе истории подлинные. Вот так меж двух полюсов и вращается наша журнальная жизнь последние пять лет. Когда в апреле 2001-го мы (в количестве трех! человек) начали верстать первый номер, у нас в стране было два с половиной мебельных магазина, два с половиной дизайнера и полтора декоратора. В газетах встречались объявления: «Продам дом типа дворец», самым страшным ругательством было: «Обои в жутких розочках», а предметом вожделения оставался евроремонт. Сейчас мне следует прослезиться: сколько воды утекло! Но я не буду. Лучше расскажу вам, за что люблю свою работу. Каждый день узнаешь что-то новое: например, что слово юбилей к празднованию пятилетия, строго говоря, не относится. Потому что, если верить Большой советской энциклопедии, юбилей или, извините за выражение, «йобель» (от др.-евр.) — это пятидесятилетие. И нам до этого йоблея еще жить да жить. Наталия Почечуева
Я УКОЛОВ НЕ БОЮСЬ!
ELLE ДЕКОР №64, июнь 2007
«Мне надоели гладкие крашеные стены, — доверительно склонилась ко мне врач-стоматолог, — не присоветуете чего-нибудь эдакого, ор-р-ригинальненького?», — «Что, прямо сейчас? — придушенно поинтересовалась я. — В этом кресле?» — «Вы имеете что-нибудь против?» — она угрожающе взяла в руки что-то железное. «Ай! Больно!» — я сразу стала как шелковая. — А вы обои не пробовали? Это очень модно. Их можно клеить как понравится: полосами, кругами, вырезать из них силуэты». Мою шею сковал железобетонный слюнявчик. «Исключено, — отчеканила последовательница Гиппократа. — Они вызывают у меня тошноту». —«Н-да, ну ничего-ничего. Бывает. Видимо, вы еще в советскую эпоху их «переели» и теперь у вас выработалось устойчивое отвращение. Это поправимо, но требует какого-то времени… — Я сделала неловкую попытку вырваться из тисков, но только усугубила свое положение: в правый глаз мне ударил пучок белого света, в ушах зазвенело. — Не надо клещей! Я все скажу!!! На самом деле сейчас можно изменить интерьер за пять минут. У вас есть пять минут? Ну вот и прекрасно. Берете наклейку, прикладываете ее к стене, и дело сделано. Даже не надо мазать клеем. Вы потом не узнаете свою комнату. Буквально не узнаете. Откройте июньский ELLE ДЕКОР на двадцать второй странице и вы все увидите своими глазами». — «Ну вот и ладушки, — сказала женщина-врач, — а вы еще артачились. Следующий прием через неделю. Мне еще загородный дом с вами обсудить нужно». Наталия Почечуева
ВОПРОСЫ ПОЛА
ELLE ДЕКОР №65, июль 2007
Всю свою жизнь я только и делаю, что всех вокруг зову на баррикады: «Вперед! Без экспериментов нет побед! Пусть стены будут розовыми, а потолок зеленым, если вам так хочется; не понравится — потом перекрасим!» Но сегодня я благоразумно умолкаю, потому что речь пойдет о полах. И тут банкой краски не отделаешься — в случае неудачного выбора вам придется долго-долго стыдливо прикрывать ненавистные камни-доски-плитки ковриками или начинать всю волынку сначала. А это смерти подобно, ибо по масштабам разрушения замену полов можно сравнить с целым ремонтом и двумя переездами в придачу.
Предлагаю все это предотвратить. Как? Очень просто. Глубокий вдох. Пауза. Тщательный анализ каждого своего шага. Итак, почему вы решили выбрать этот черный глянцевый паркет? Да, я понимаю, что он дико моден, эффектно смотрится в журналах и напоминает черное зеркало. Но знаете ли вы, что на таком полу видна каждая пылинка? В идеале к нему должны прилагаться два мускулистых полотера с обнаженными торсами, за которыми вашей уборщице никак не угнаться.... Стало быть, отпадает. Следующий.
Почему вы решили выложить гостиную плитами полированного мрамора? Понимаю, съездили в Италию, насмотрелись палаццо. А теперь представьте на этом роскошном мраморном полу своего роскошного мраморного дога. Когда его лапы разъедутся в разные стороны, он из благородного животного мгновенно превратится в пятнистую корову на льду... Опять отпадает. Следующий. Почему вы выбрали этот линолеум непонятного цвета? Это ковровое покрытие в розочку? Этот холодный керамогранит?
Вопросы, вопросы, вопросы... Прежде чем что-то решить, вы должны задать себе тысячу вопросов и постараться честно на них ответить, не забыв про маленьких детей, проблемных соседей, сварливых свекровей, спортивных мужей, веседых домашних животных, а также истираемость, влагостойкость, плотность экологичность, красоту и, наконец, цену того, что вы собираетесь бросить к своим ногам. Наталия Почечуева
УДАР ВЫШЕ ПОЯСА
ЕLLЕ ДЕКОР №79, октябрь 2008
Наконец-то я прикоснулась к большому кино. Дело было ночью в Симеизе. Моему мужу предстояло сыграть в фильме Сергея Лобана (помните нашумевшую в свое время «Пыль»?) очень важную роль. Он гонится за трансвеститом в красных перьях, завязывается драка, появляется защитник, отбивает трансвестита, затем, объединившись, они лупят в четыре руки моего благоверного, а тот осыпает их проклятьями. Такой сюжет. Вокруг знаменитый симеизский декаданс. Сквозь облетевшую штукатурку проступают следы былой красоты, напоминая о том времени, когда роскошные дамы в широкополых шляпах прогуливались по дорожкам среди кипарисов. Из окон нарядных вилл неслась музыка, и в воздухе стоял аромат можжевельника. Это уже потом здесь поселился устойчивый запах мочи и разрухи, виллы назвали санаториями, понавезли сюда старух, а между кипарисами натянули бельевые веревки...
Итак, съемочная группа работает не покладая рук. Ставится свет, к софитам привязываются ветки, чтобы на стены падали живописные тени. Наконец начали. Один дубль, второй, третий, удары, удары... Пятый дубль, седьмой, восьмой. Заплыл глаз, разбита коленка, порван сланец. Трансвестит Эдик, несмотря на каблуки и бальные перчатки, на поверку оказывается крепким мужиком, он срывает с головы пышный плюмаж в духе «Лебединого озера» и что есть силы охаживает им обидчика. О боже! Под перьями — строительная каска. В ней просверлены дырки, из которых, собственно, и торчат перья. Представьте, что значит получить такой штукой по затылку! Ничего, говорю я себе (сидя в засаде, чтобы не попасть в кадр), боль скоро пройдет, зато это серьезная роль высокого психологического накала, тут очень важна правда жизни, мимика, жесты, даже блеск глаз. После девятого дубля, когда каска уже превратилась в котлету, экзекуцию останавливают.
Смотрим на мониторе, что же получилось. Сначала экран погружен в темноту, потом на переднем плане проступают лица главных героев фильма (оказывается, из моего убежища я даже не видела, что они тоже участвуют в съемке). Камера фиксирует их напряженный «диалог» глазами. Именно из-за этого диалога режиссер и требовал новых дублей. Простите, а что там за мельтешение на заднем плане? Да это же и есть наша драка. И всего-то! Ее участники не больше булавочной головки. А как же психологический накал? Его никто не увидит? Меня постигло откровение — получается, что все эти разбитые коленки не больше чем фон?! Но ведь и фон должен быть убедительным...
Все-таки кино — великое искусство, подумала я, куда нам до них. С другой стороны, в интерьере честность в деталях не менее важна. Во время реконструкции флорентийского палаццо (см. с. 142) можно было бы не мучиться, не восстанавливать фрески, не висеть под потолком четыре года подряд с тоненькой кисточкой в руках. Наши бы градоначальники обязательно все сбили и заклеили пластиком. У них это называется реставрацией. Или подвесили бы потолок армстронг. Дескать, на такой высоте все равно ничего не видно. Еще как видно! Этим и отличается парижский Версаль от московского Царицыно. Кстати, ради правды жизни я лично не против и каской получить. А вы? Наталия Почечуева
ОЧНУЛСЯ — ГИПС!
ELLE ДЕКОР №85, май 2009
«Какая тебе больше нравится? Дарю любую!» Скульптор Асерьянц — щедрый мужчина. Из его мастерской невозможно уйти без подарка. На этот раз речь идет о двух гипсовых купальщицах тридцатых годов, чуть выше меня ростом. Одна из них, совсем девочка, словно стоит на берегу неведомого водоема и колеблется, зайти ей в воду или нет. Тонкие ноги, тонкая талия, тонкая проработка деталей... Другая — крепкая, широкобедрая, сильным взмахом рук уже почти толкнула свое тело вперед. Вот только кисти отколоты. Вместо них торчат железные прутья. Жаль. Она мне нравится больше. Если поставить ее в саду возле дома, нет, лучше у запруды, все вокруг преобразится. Потому что скульптура — это высшее искусство, способное подчинить себе пространство, свет, тени, сам воздух вокруг. Даже если речь идет всего лишь о гипсовой копии, снятой с другой копии.
Я уже давно мечтаю найти какой-нибудь чудом сохранившийся лагерь «Орленок» или «Звездочка», куда еще не ступала нога инвестора, и обнаружить там клад — аллею с пионерами-героями или девушку с веслом около затянутого ряской пруда... (Читайте материал на с. 122, и вы узнаете, на каких прекрасных образцах была взращена эта культура.) Не понимаю, зачем так злобно уничтожают эти обломки старого мира, кроша белый беззащитный гипс. И главное, не производят ничего взамен. Страшные скрюченные венеры и писающие мальчики со строительных рынков — не в счет. Из наших худсалонов даже исчезли античные образцы, по которым, например, мы учились. Головы еще стоят, пожалуйста, но скульптуру в полный рост вы не отыщете. А между прочим, на Западе это сейчас самый горячий тренд.
...С вниманием истинного ценителя прекрасного Асерьянц проводит пальцем по гладкой, отполированной временем ноге пловчихи. Похоже, он вдруг осознал, с каким чудом собирается расстаться. «Заберешь, когда достроишь дом, не хочу, чтобы она жила в плохих условиях, среди куч цемента и песка». Так мой подарок остался на прежнем месте, а через год Асерьянц попросил дворника прибраться во дворе мастерской. Тот подошел к делу ответственно. Подогнал контейнер и свалил туда весь хлам. Он не хотел ничего плохого, просто наводил порядок и освобождал площадку для мангала. Надо ли говорить, что на дне контейнера из мастерской навсегда уезжали две купальщицы: одна, еще совсем девочка — тонкие ноги, тонкая талия, а другая — крепкая и сильная, так и не сумевшая вытолкнуть свое тело вперед... Наталия Почечуева
ШИРЕ КРУГ!
ELLE ДЕКОР №86, июнь 2009
«Внимание! Три, два, один, начали!..» Позывные радиостанции «Маяк» стихли, сердце перестало грохотать, и я обнаружила себя сидящей с микрофоном в зубах напротив Тутты Ларсен. Мне предстояло провести шестьдесят минут в прямом эфире и, возможно, даже отвечать на вопросы слушателей. Часы на стене показывали четыре, но, как только я открыла рот, чтобы поздороваться, из меня почему-то вырвалось: «Доброй ночи!» Профессионал Ларсен тут же нашлась: «Все правильно, у нас широкий охват, и в Петропавловске-Камчатском сейчас глубокая ночь!» Как только она это произнесла, со мной стало происходить нечто странное. Стены студии начали раздвигаться. Они отъезжали все дальше и дальше, прямо до Петропавловска-Камчатского. Я почти физически ощутила, что мир велик, что наша страна — это не только Москва и по большому счету на таких просторах мало кого волнует, чем коллекция этого года, сработанная на какой-нибудь семейной фабричке в Тоскане, отличается от коллекции прошлого. В голове крутилась одна-единственная фраза: на все нужно смотреть шире! Знаете, есть такое понятие «профессиональная деформация». Это когда человек воспринимает мир через призму своей профессии. Допустим, если у сантехника спросить: «Ну как ты сходил на экскурсию в Букингемский дворец?» — он скорее всего ответит: «Да, неплохо живут люди, вот только смесителей нормальных у них нет. Так и умываются холодной водой». Куда бы ни пришел мой папа-реставратор, он рано или поздно опускается на корточки или встает на табуретку, чтобы изучить состояние лепнины-резьбы-плафона-пояска или еще чего-нибудь, для него крайне важного. Маникюрша пристально разглядывает ногти, парикмахер — головы. Вот и я — глубоко деформированный человек. Могу, злобно шикая на домашних, два часа подряд наслаждаться самым бездарным фильмом, лишь бы там были красивые интерьеры. Помню, в старинном французском замке группа журналистов отдыхала с коньяком и сигарами после восхитительного ужина. Я сидела, мечтательно глядя в потолок. «Что, — спросили меня, — любовная история вспомнилась?» — «У кого есть рулетка? — закивала я в ответ. — Не могу понять, сколько эта люстра в диаметре, и, кстати, надо подняться на чердак и проверить перекрытия...»
Час прямого эфира пролетел как одна секунда. Люди задавали очень конкретные вопросы и хотели получить на них такие же конкретные ответы. Я подумала, что иногда совершенно необходимо вынырнуть из своего привычного мирка и посмотреть на ситуацию со стороны (например, со стороны Петропавловска-Камчатского), тогда все станет проще и понятней. У человека есть дом, и он должен быть красивым, а остальное в общем-то неважно. Наталия Почечуева
ПОЙМИ МЕНЯ ПРАВИЛЬНО!
ELLE ДЕКОР №87, июль–август 2009
Где так хорошо было сказано: «Счастье — это когда тебя понимают»?.. Какой-то юный, чистый, благородный герой говорил... А, точно, в «Доживем до понедельника»! Очень правильные слова. Вот и я, прочитав эссе Алена де Боттона (с. 80), наконец-то почувствовала себя по-настоящему понятой и счастливой. Он так складно, так умно все излагает относительно человеческой потребности в красивом доме! Сразу про себя все понимаешь. Почему ты не захотел остаться на последнем этаже панельной башни в Бескудникове. Почему тебя не радовала перспектива всю жизнь смотреть из окон на таких же панельных уродов и слушать, как зимой в трубах ветер воет на все лады: у-у-у-у... Вовсе не потому, что ты капризен или избалован сверх меры. Просто в тебе сильнее развито чувство прекрасного, и ты достоин лучшей пространственной оболочки. В принципе ее все достойны, но кто-то острее реагирует на некрасоту и искренне страдает и мучается в квартире с потолками 2,50 и видом на автостраду. А другой, более толстокожий, говорит: «А что, прикольный вид, надо уметь смотреть поверх уродства, учиться у восточных людей мудрости и умению жить в гармонии с тем, что дано. В конце концов, не место красит человека, а человек место. И кстати, с низким потолком проще клеить обои!» Долгие годы я ощущаю себя белой вороной, потому что без конца пытаюсь улучшать свое жизненное пространство. Мне говорят: «Как тебе не надоело жить в ремонте? Как тебя терпит муж? Как ты можешь снова грузить мебель, складывать все по коробкам, терять в суматохе вещи и документы и снова переезжать, переезжать, переезжать?» Отвечаю. Если это единственный способ приблизиться к идеалу — значит, я буду переезжать и ремонтироваться до могилы. Потому что дом — это не просто место, где мы живем, это возможность прикоснуться к себе самому, и я не знаю ничего более важного. Несогласных убедит Ален де Боттон — кавалер французского Ордена искусств и литературы. Этот утонченный интеллектуал, этот англичанин швейцарского происхождения откуда-то все про меня знает. И не только про меня. Может быть, и вы иногда чувствуете себя белой вороной? Может быть, и вам подруги говорят: «Хватит дурью маяться, сделала ремонт, и живи!» А вы им: «Ну сейчас, сейчас, вот только немного переделаю спальню/кухню/гостиную. Что-то она у меня не очень». Наверняка! Иначе бы вы не держали в руках этот журнал. Наталия Почечуева
КРАСНОЕ НА ЧЕРНОМ
ELLE ДЕКОР №96, июнь 2010
На улице плюс тридцать, а кондиционер не работает. В офисе плавятся воздух, люди и компьютеры. Я вяло скольжу взглядом по серым агрегатам и мысленно возвращаюсь к трем ведрам краски с поэтичным названием «оргтехника», купленным вчера на строительном рынке в Кубинке. Предполагается, что эта чудная серая смесь покроет цоколь нашего дома и выступит дуэтом с главным цветом — «пьяная вишня». Но решиться на «вишню» непросто. Процесс затягивается. Я любовно кручу в руках образцы, щурю то один глаз, то другой, то оба вместе, вспоминаю Седова — своего преподавателя по живописи, который когда-то давно, еще до войны, учился у Машкова и Дейнеки. Он был бы доволен, думаю я, этот красный такой сложный, такой утонченно-тусклый, как раз иллюстрирует любимую седовскую поговорку: «Больше грязи — больше связи». Какая-то у него еще была присказка? А... точно... «Один сапог — это образ, а два сапога — это обувь». Якобы старик Машков студентов так учил рисовать сапоги на плетне. Попробовал бы он сейчас кому-то объяснить, что такое плетень...
«Я очень извиняюсь... — прервал мои размышления продавец холодным тоном знатока, который твердо знает свое дело, — но так не берут». Сказал, как отрезал. «В смысле, что не берут?» — «Не берут краску так. Прибежите потом менять, а я не стану. Послушайте специалиста, возьмите беж, топленое молоко, возьмите под дерево!» — «Не хочу под дерево, у нас весь поселок под дерево. Причем под дерево они красят именно дерево. Не находите, что это отдает идиотизмом?» — «Не знаю, чем отдает, а только зачем вам красный? Это ж будет не дом, а сумасшедший дом!»
Вот так любитель цвета беж походя надругался над моей мечтой. Конечно, краску я назло врагам купила, но подозреваю, что все соседи в округе будут реагировать на нашу эксцентричную постройку примерно так же, как специалист по колористике с Кубинки. А ведь он и не догадывался, что моя «пьяная вишня» уже была компромиссом. Знал бы, что я хочу покрасить дом в черный, — наверняка запер бы свой склад на висячий замок... Жаркое облако офисного воздуха опустилось на голову и как будто даже задышало в затылок. Захотелось приложить к нему лед. Сразу вспомнилась поездка на собачьей упряжке за полярным кругом в Швеции, когда на ледяном ветру вокруг рта намерзают сосульки, а люди с длинными ресницами попросту не могут моргать — так им мешает иней. Мы неслись по этой снежной прекрасной равнине и пели песню «Мы поедем, мы помчимся, на оленях утром ранним»... Неожиданно впереди показалась деревянная кирха, выкрашенная моей «пьяной вишней», а за ней целая деревня таких же красных домов, и только дом священника, черный как смоль, выделялся на этом фоне, весь такой модный и графичный, как из альбома по современной архитектуре, хоть и был построен сто лет назад. А я подумала, как все относительно. Вот мы считаем скандинавский дизайн очень сдержанным, считаем, что там одно только икеевское светлое дерево да белые шкуры, брошенные на кресла-качалки, но ведь не боятся же шведы «пьяной вишни». И правильно делают! Как вы уже догадались, главная тема этого номера — цвет. Ну, и немного шведского дизайна в виде короткого путешествия по Стокгольму. А еще кухня. Кстати, именно про кухню я писала свое первое письмо редактора почти сто номеров назад. Но сколько раз мы бы ни поднимали вопросы, какую кухню выбрать и в какой цвет красить, они никогда не наскучат, потому что в них упирается любой ремонт. Наталия Почечуева