Город-сад: интервью с ландшафтным дизайнером Анри Бава

ELLE DECORATION: Ваши проекты выявляют некие противоречия в вашей работе. Вы выбираете диаметрально противоположный ландшафт (индустриальный и природный), размеры участков варьируются от гигантских до точечных, и, хотя вы больше ландшафтный архитектор, часто выступаете как урбанист. Почему так?

АНРИ БАВА: Это противоречие или разнообразие? Я думаю, нам не стоит фокусироваться сильно на том, ландшафт ли это или город, все очень hétérogène и совсем не единообразно.

Ваш подход от этого не меняется?

Я не думаю о том, какой именно контекст, для меня важно его наличие. Если есть история, пусть малая и почти незаметная, я буду вести себя как детектив, который пытается отыскать след человека — что там происходило, кто чем занимался. Главная задача — понять, как развивать проект, основываясь на истории места, его наследии и существующих подсказках.

То есть, как вы любите говорить, все произошло и выросло из земли?

Именно. Наследие бывает разное: оно может быть природного характера, индустриального, урбанистического, или быть смесью всего этого. Наша работа — во всех случаях взаимодействовать с жителями, чтобы осознать, какой аспект данного места приоритетен, чтобы на нем сделать акцент. Нам необходимо пропустить через себя историю места, чтобы не проигнорировать ее ненароком, но и не работать с нуля.

Вашу работу зачастую называют инновационной, но, исходя из услышанного, ваш метод напоминает скорее археологию и историческое исследование. Как бы вы его сами охарактеризовали?

Для меня он естественный — абсолютно ретроспективный и уважительный к месту. В конце он может оказаться инновационным, так сказать, «гео-историчным», сочетающим географию и историю.

В рамках Всемирного паркового конгресса World Urban Parks 2019 я показывал проект в Страсбурге, предполагающий развитие территорий города вдоль Рейна, включая порт. Планируется, что часть порта продолжит функционировать, а часть станет новым жилым районом. Данную территорию связывает целый ряд направляющих с востока на запад: шоссе, трамвайные и железнодорожные пути. Изучив участок в более широких границах, мы обнаружили на юге и на севере два лесных массива, поэтому в своем проекте решили усилить данное направление, спроектировав так называемую «мягкую мобильность» — пешеходные и велосипедные дорожки, а также зеленые оазисы, чтобы в конечном счете соединить эти природные зоны.

Таким образом, мы проектируем многоплановую среду для жителей, преумножая природное разнообразие. Последствие данного подхода, с которым нам придется столкнуться, это небольшое увеличение плотности жилой застройки. Зато мы получим больше общественного пространства и вариативную среду, которой будут наслаждаться не только жители района, но и всего Страсбурга и Келя. Наш проект свяжет территории на Рейне, которые сейчас разделены границей между двумя странами. По сути, мы строим новый европейский германо-французский метрополис.

Вы фокусируете не только на разрабатываемом участке, но и выходите далеко за его пределы, как это можно наблюдать на примере площади в Барселоне. Даже если проект компактный, вы все равно рассматриваете его как часть большой системы?

Конечно. В случае с Барселоной мы проектировали не какую-нибудь, а одну из главных площадей города — Placa de les Glòries Catalanes. Отправной точкой стал речной канал, существовавший на месте площади много лет назад и со временем исчезнувший из-за застройки. В ходе работы мы поняли, что Барселоне летом не хватает прохлады. В этом и заключалась главная идея проекта — добавить городу тени и воды. Мы решили предложить такое решение, поскольку участок — самый центральный, как Центральный парк в Нью-Йорке. Мы поняли, что это станет новым манифестом для города — такое пространство привлечет людей и позволит создать условия для биоразнообразия.

Данный проект влияет каким-то образом на город в целом?

В Барселоне есть проект по превращению каждой третьей улицы в пешеходную, что позволит нам развивать идею «узлов» — пространств для экологии, а также проложить велосипедные дорожки. Есть два уровня, на которых мы работаем: один, где мы ставим перед собой задачу объединить людей и места, открыть землю, чтобы асфальта было как можно меньше, а второй — отдать часть пространства природе.

А это правда, что у вас также есть театральное образование?

Я изучал сценографию параллельно с ландшафтной архитектурой в школе в Версале. Для меня было очень интересно узнать, как тело существует в пространстве, проследить его связь с другими телами, движущимися в том же пространстве. Это был другой вид исследования, где приходилось фокусироваться не на планах, архитектуре и садах, а на людях и объемах.

В какой-то степени вам удалось включить эти знания в свою работу?

Очень важно чувствовать пространство, так как оно — переживание. Я преподаю ландшафтную архитектуру в Германии и у нас всегда идет разговор о пространстве. Мы как ландшафтники или архитекторы постоянно пытаемся освоить его, но говорить о нем сложно, поскольку нет рациональных аргументов. Можно рассматривать форму, маньеризм и т.д., но пространство — это не форма.

Какой стратегии вы придерживаетесь в работе над проектом? Вы разделяете феноменологию как подход к проектированию?

Здесь очень трудно найти консенсус, поскольку каждый проект — это прежде всего ощущения. И это я люблю больше всего, так как здесь все перемежается — архитектура, строительство, архитектоника, социология, чувства. Мы постоянно меняем стратегию, чтобы найти лучший из возможных вариантов, но ведь это не наука… Конечно, у нас есть 3D-макеты, и прочее. Но главное — мы стараемся провоцировать команду мыслить иначе, соединяя шаг за шагом все воедино. Мы очень часто применяем подход вовлечения жителей в проектирование. При этом у нас есть руководящие принципы, которые мы не станем менять в ходе обсуждений. Нам важна реакция людей на те программы и сценарии, которые мы предлагаем. Данный подход я начал применять еще в 1992 в Германии.

А что насчет детей как участников процесса?

Дети невероятно вдохновляют, у них всегда столько идей! Это очень полезно, потому что они такие креативные и всегда знают, чего хотят. Когда мы проектировали аллеи для верховой езды в пригороде, дети попросили, чтобы можно было выехать верхом за пределы жилого района. Я бы никогда до этого не додумался! Идея мне очень понравилась и ее поддержали и родители, и жители. И это важно: принятие решений в итоге должно быть за теми, кто потом здесь будет жить. Я же могу просто посоветовать и потом попробовать соединить разные идеи в один гармоничный проект.

Нравится ли вам работать в коллаборации с архитекторами?

Мне нравится, хотя это может быть весьма конфликтным процессом. Тем не менее в моем офисе, где работает около 80 человек, совершенно горизонтальная структура. Это как спорт: если я вижу хорошую идею, я применю ее в проекте без всяких проблем. Мне нравится интегрировать лучшие идеи. Поэтому в офисе я разработал систему «исходный код». Мы все обмениваемся идеями, но каждый проект закреплен за одним из партнеров, который на любой стадии проекта определяет, когда устанавливается «исходный код», то есть главная идея проекта: что по-настоящему важно для данного проекта — идентичность места, пожелания людей, какой параметр в приоритете, может быть это почва или исторический факт.

«Исходный код» — это фундаментальная вещь, которую должен нащупать руководитель проекта, после чего все обязаны помочь ему добавить остальное. В начале своей карьеры мне довелось работать с Жаном Нувелем (Jean Nouvel), у которого процесс проектирования тоже начинался с мозгового штурма. Я не копировал его модель, но многое на меня повлияло.

А как проходило сотрудничество с OMA и чем отличалось от Жана Нувеля?

Жан Нувель скорее приверженец стратегии «исходного кода», всегда ищет главную идею. При этом он совсем не рисует, никогда. Я, наоборот, очень много рисую. Он говорит, что его рука ленивее, чем его мозг, мозг более свободный, чем рука. Нувель любит уйти из офиса и позволить порисовать нескольким группам, работающим над одной идеей, но в разных углах студии, а потом вернуться и собирать идеи как ягоды. У нас процесс похожий, но я тоже участвую в процессе — рисую со всеми.

ОМА и Рем Колхас (Rem Koolhaas) невероятно креативные, у нас был замечательный опыт работы с ними над Les Halles. Разница заключалась в том, что Рем и его команда меняли концепцию каждую неделю. Мы были несколько ошеломлены. Нас было всего 15, в то время как у них 30 стажеров работали над несколькими концепциями параллельно. И в итоге мы сказали: позовите нас за 3 недели до дедлайна, мы вернемся и все сделаем.

Каковы ваши впечатления от паркового конгресса World Urban Parks, который прошел в России?

Я считаю, что парки очень важны, поскольку оказывают влияние на города в целом. Знания, полученные при работе над парками, позволят переосмыслить такие структуры, как улицы, районы, дворы. Так мы сможем развить новый тип города, который будет адаптирован к климатическим изменениям. Мы можем остановиться на достигнутом знании о парках, но, уверен, что его стоит перенести на другие области и находить им применение в урбанизме, вопросах нового жилищного строительства и проч. Для этого нужно, чтобы архитекторы, урбанисты и ландшафтные архитекторы обменивались опытом и инновационными идеями.

Интервью: Дарья Клейменичева