В начале XX века, еще до Первой мировой, немецкий дизайн балансировал между двумя полюсами: рационализмом и творческой индивидуальностью. «Голос разума» звучал со стороны «Веркбунда» — Немецкого производственного союза: многие его участники во главе с архитектором Германом Мутезиусом (Hermann Muthesius) выступали за индустриализацию и стандартизацию. Противниками этих принципов стали художники нового движения — экспрессионизма: они отдавали главную роль эмоции. На почве этого эстетического конфликта и вырос Баухаус. Впрочем, новая школа не то чтобы пыталась помирить два лагеря — ей самой предстояло пройти путь от одного к другому.
На смену Иттену пришли такие преподаватели, как Ласло Мохой-Надь (Laszlo Moholy-Nagy) и Йозеф Альберс (Josef Albers). Примерно тогда же Гропиус познакомился с конструктивистом Эль Лисицким и идеологом группы «De Stijl» Тео ван Дусбургом (Theo van Doesburg), вдохновившись их идеями. Под влиянием нового, более рационального подхода и были созданы главные иконы дизайна Баухауса — строгая лампа Вагенфельда и Юкера с абажуром-куполом, металлический асимметричный чайник Марианны Брандт, чуть позже — кресло B3 Марселя Бройера (Marcel Breuer), которое получит имя «Василий» — оммаж Кандинскому, также преподававшему в Баухаусе.
Кстати о лозунгах. Высказывание Мис ван дер Роэ «Less is more» остроумно перефразировал американский архитектор второй половины XX века Роберт Вентури (Robert Venturi): «Less is bore» («Меньше — значит скучно»), — заявил он. Вентури, спроектировавшего Художественный музей Сиэтла, жилой комплекс «Гилд-Хаус» в Филадельфии и еще десятки зданий, называют одним из отцов архитектуры постмодернизма. Так что Баухаус повлиял на важнейшие течения XX века не только напрямую, но и «от противного»: выдающиеся дизайнеры и архитекторы строили свою философию на основе бунта против «слишком скучного» функционализма. То же можно сказать еще об одном постмодернисте — итальянце Этторе Соттсассе (Ettore Sottsass), хулигане от дизайна, основателе группы «Мемфис»: его отец был архитектором-рационалистом, и всю жизнь Соттсасс-младший своими работами — яркими, чувственными, взрывными и порой вопиюще антипрактичными — спорил с идеалами отца и функционализма в целом.
Рациональный подход, строгость форм, эстетизация машинного производства, скупость выразительных средств — с таким багажом преподавательский цвет Баухауса уехал из Германии. Многие сначала перебрались в Лондон — как, например, Марсель Бройер и Вальтер Гропиус. Для Англии это было очень кстати: здесь как раз назрел переход к эстетике модернизма, производители начали уходить от ручного труда и с готовностью перенимали опыт немецких коллег. Пример британского дизайна того времени — мебель из трубчатой стали Practical Equipment Limited.
После войны идеи Баухауса наконец вернулись и на родину. В 1953 году в Германии была основана Ульмская школа дизайна, ее первым директором стал швейцарский архитектор Макс Билл (Max Bill), выпускник Баухауса. Важный этап истории Ульмской школы — сотрудничество с производителем бытовой техники Braun. Ведущий дизайнер Braun Дитер Рамс (Dieter Rams) совместно с преподавателями школы разрабатывал революционные на тот момент радиоприемники: спроектированные по принципам «хорошего дизайна», с простым и ясным управлением — что сейчас назвали бы user-friendly. Влияние Баухауса, и в частности Мис ван дер Роэ, явно считывается и в лозунге Дитера Рамса: «Меньше, но лучше».
Школа Баухаус закрылась в 1933-м. Но на самом деле это было только начало истории
Новый импульс идеи Баухауса получили в 1970-х. Веселое безумие 1960-х — десятилетия пластика и поп-дизайна с футуристическими экспериментами Вернера Пантона (Verner Panton), Ээро Аарнио (Eero Aarnio), Этторе Соттсасса, Гаэтано Пеше (Gaetano Pesce) — внезапно закончилось, когда в 1973 году случился нефтяной кризис. Стоимость пластмассы, как и производства в целом, резко возросла, и компании столкнулись с новым вызовом. Принципы функционализма вновь стали актуальны — не только с эстетической, но и с экономической точки зрения.
В конце 1960-х, еще до кризиса, когда дизайн был более «расточителен» и стремился не столько к долговечности, сколько к доступности, все громче стала заявлять о себе ИКЕА. В 1968 году шведский мебельный гигант начал использовать в производстве ДСП и изготавливать мебель, которую покупателям предлагалось собрать самостоятельно, что существенно снижало ее стоимость. Низкая цена при хорошем дизайне — одна из главных целей компании до сих пор. И в этом явное сходство с задачами дизайнеров Баухауса, которые стремились делать предметы обихода максимально доступными для людей. Отсюда и формальное сходство: простота, функциональность, геометричность.
Конечно, скандинавский дизайн ИКЕА — более теплый, «человечный», чем классический Баухаус с его машинной эстетикой. Но параллели провести можно — и даже конкретные: взять хотя бы Stacking tables Йозефа Альберса 1927 года — четыре столика разных цветов, которые компактно составляются друг под друга, — и икеевские наборы столов, сделанные по тому же принципу, например Granboda.
Название еще одного гиганта, который умело воспользовался правилами Баухауса, может на первый взгляд прозвучать неожиданно: Apple. Но в истории уже был яркий пример переноса идей 1920-х на дизайн электроники — приемники Braun Дитера Рамса, которые, кстати, интересно внешне сравнить с «яблочными» продуктами, например iPod. Вообще же Стив Джобс (Steve Jobs), проницательно сделавший ставку на дизайн, высказывал идеи, очень близкие Баухаусу: «Стиль управления компанией, дизайн продуктов, реклама — все сводится к одному: нужно быть проще. Реально проще». Об этом же, по сути, сказал главный директор по дизайну Apple Джонатан Айв (Jonathan Ive), рассказывая о разработке одного из компьютеров Power Mac: «Мы хотели избавиться от всего, без чего можно было обойтись».
Баухаус влиял на главные течения XX века не только напрямую, но и «от противного»
Впрочем, наследие Баухауса дожило до наших дней не только в абстрактной форме — оно настолько вещественно, что на нем можно посидеть: несколько топовых брендов продолжают выпускать мебель по дизайну мастеров школы. Помимо Knoll, это, например, Thonet: фабрика производит стулья из гнутых стальных трубок Людвига Мис ван дер Роэ, Марселя Бройера и запатентовавшего кантилеверный стул Марта Стама, дополняя классические версии ремейками в ярких цветах. А британский текстильный бренд Christopher Farr сотрудничает с Фондом Джозефа и Анни Альберс и недавно выпустил коллекцию интерьерных тканей и ковров с принтами по дизайну Анни — выпускницы и преподавательницы Баухауса по ткацкому направлению.
Чтобы оценить, насколько идеи Баухауса актуальны для дизайна прямо сейчас, стоит хотя бы взглянуть на работы победителей премий «Дизайнер года». В 2016-м на 25-й Интерьерной биеннале в Кортрейке это звание получил бельгиец Винсент ван Дуйсен (Vincent Van Duysen). Его часто называют минималистом, хотя он сам предпочитает термин «эссенционалист» и подчеркивает, что находится в постоянных поисках простоты. Его работы — это касается и архитектуры, и интерьеров, и предметного дизайна — отличаются графичностью, выверенной чистотой линий. Пример явной отсылки к немецкой школе — светильники Infra-Structure для Flos из трубчатого металла в промышленной эстетике — современная интерпретация стиля Баухауса.
Еще одну версию современного минимализма предлагает дизайнер года Maison & Objet 2018 Сесиль Манц (Cecilie Manz). «В основе каждого моего проекта должна лежать внятная, сильная идея или функциональная необходимость», — говорит датчанка, по-баухаусовски отдавая функции одну из главных ролей. Но минимализм Сесиль Манц — явно скандинавский: теплый, с особым уважением к материалам. В портфолио Манц — портативные колонки для B&O Play, пуфы и посуда для Fritz Hansen, столы на стальной основе для Muuto, лаконичные светильники Caravaggio для Lightyears.
Новое поколение дизайнеров все чаще обращается к философии Баухауса
В 2017-м дизайнером года по версии Maison & Object стал француз Пьер Шарпен (Pierre Charpin). Его минимализм другой — «поэтический», с французским акцентом, да и вдохновлялся Шарпен скорее работами соотечественника Ле Корбюзье, впрочем, близкого по духу Баухаусу. Шарпен любит цвет, но подает его очень графично: кушетка Slice для Ligne Roset из цветных модулей-«слайсов», яркие стеклянные вазы Cirva — минималистская эстетика в его работах обретает новое дыхание.
Впрочем, не минимализмом единым. Экспрессионистский период Баухауса не забыт, цветовые эксперименты школы находят отклик и сто лет спустя. Например, молодой российский дизайнер Дарья Зиноватная, обладательница Red Dot Design Award, назвала одну из своих коллекций Itten: ее вдохновила идея Иоханнеса Иттена о том, что «цвет наделяет объект формой и душой».
