Дизайн поколений: от бумеров к зумерам

БЕБИ-БУМЕРЫ: БУМ ОТКРЫТИЙ

Сегодня беби-бумеров чаще всего определяют как людей, появившихся на свет с 1946 по 1964 год, то есть во времена послевоенного всплеска рождаемости. Что происходило в мировом дизайне, пока они росли и взрослели? Производство выздоравливало после войны с помощью «хорошего дизайна» — сдержанного, функционального, экономичного. Вновь стали актуальны идеи Баухауса. Но уже в 1960-е многим это наскучило до безумия — и началось настоящее сумасшествие: пластиковая оргия поп-дизайна, в которой быстро рождались и тут же умирали яркие, провокационные, дешевые и нарочито недолговечные вещи из полимеров. Этот дизайн отлично отражал эйфорию эпохи секса, наркотиков, рок-н-ролла и фантазий о космических одиссеях.

Вечеринка резко закончилась в 1973-м, когда ударил нефтяной кризис и дизайн на время вернулся к сухим канонам рационализма, породив хай-тек. Но и до этого уже звучали голоса первых критиков бездумного потребления — например, Виктора Папанека (Victor Papanek), который выпустил книгу «Дизайн для реального мира: экология человека и социальные изменения». Папанеку тогда было уже за сорок, он не принадлежал к поколению бумеров, но формировал их контекст.

Вообще «старикам» в эпохе бумеров место явно было: в 1980-м главный 64-летний хулиган Италии Этторе Соттсасс (Ettore Sottsass) основал группу «Мемфис» — и тем самым заработал право зваться «отцом постмодернизма» в мировом дизайне. Конечно, постмодерн «придумал» не один Соттсасс и не за одну ночь: итальянское движение радикального дизайна зародилось раньше и постепенно зрело, но именно «Мемфис», что называется, открыл кран на полную — и распылил заряд задора, иронии и мешанины из символов, чтобы подорвать благочинную буржуазную эстетику.

И в «Мемфисе», и в других «радикальных» группах — например Studio Alchimia — уже творили молодые бумеры Европы и Америки: Питер Шир (Peter Shire), Паола Навоне (Paola Navone), Микеле де Лукки (Michele De Lucchi). Они бросали в один котел высокое и низкое, банальное и абсурдное, китч и классику, символы, цвета, формы. В пику логике функционализма мебель постмодернистов могла быть подчеркнуто неудобной и непонятной: что это вообще такое? Столик Continental де Лукки — круг, воткнутый в две доски, диван Big Sur Шира — композиция из геометрических фигур.

А кое-кто уже пытался остановить волну перепроизводства. В Лондоне возникло движение «Креативная утилизация», куда входил юный Том Диксон (Tom Dixon). Все это напоминало панк-группу: молодые дизайнеры-анархисты устраивали перформансы на сцене клуба, вооружившись сварочными аппаратами вместо гитар, создавали скульптуры из металла. Они предлагали идею переработки утиля вместо бесконечного выпуска массовой продукции. Другой легендарный дизайнер этого поколения, Рон Арад (Rоn Аrаd) тем временем увлекся реди-мейдом — так появилось, например, кресло Rover из сиденья старого автомобиля со свалки.

Впрочем, с беби-бумеров началось и кое-что прямо противоположное по эстетике — «звездный» дизайн и шик бутик-отелей. Одной из первых «суперзвезд» стал Филипп Старк (Philippe Starck), который уже в тридцать четыре работал над дизайном президентской резиденции в Елисейском дворце. Это же поколение дало миру и другие звездные имена: Росс Лавгроув (Ross Lovеgrovе), когда-то тоже панк, и Марк Ньюсон (Marc Newson) с их «органической» эстетикой текучих линий, Джаспер Моррисон (Jasper Morrison) — амбассадор «новой простоты» и «супернормальности». Тут стоит вспомнить расхожий портрет беби-бумера: в юности — рокер и бунтарь, в зрелости — трудоголик, консюмерист, консерватор. Хорошо или плохо, что экс-«радикал» Микеле де Лукки сегодня проектирует бутики, то есть обслуживает ту машину, против которой боролся? Наверное, нет смысла так ставить вопрос. Его поколение действует в логике времени.

А еще бумеры открывали то, без чего невозможно сегодня представить дизайн (и вообще жизнь) поколений следующих, — цифровую эпоху. Компьютерная революция в дизайне состоялась во всех смыслах: во-первых, дизайнеры стали использовать компьютерное проектирование, а во-вторых — эволюционировал дизайн самих компьютеров. Знаковой фигурой начала новой эры стал беби-бумер Стив Джобс (Steve Jobs).

ПОКОЛЕНИЕ X: ВСПЛЕСК ЭМОЦИЙ

Примерно с 1965-го по 1980-й на свет появлялось поколение X. Социологи говорят: поколение заброшенных детей, чьи родители-бумеры вечно пропадали на работе. Подростки, которые болтались без дела, слушали гранж и хип-хоп, смотрели MTV и артхаус, не знали, куда себя деть, а потом выросли и все-таки стали успешными. Сегодня дизайнеры X — на пике своей карьеры. Это те, кто уже стал легендой, но еще не поставил точку в своей эволюции: братья Буруллек (Ronan and Erwan Bouroullec), Эдвард Барбер (Edward Barber) и Джей Осгерби (Jay Osgerby), Оки Сато (Oki Sato) и Токудзин Йосиока (Tokujin Yoshioka), Хайме Айон (Jaime Hayon), Константин Грчик (Konstantin Grcic), Лука Никетто (Luca Nichetto), Бертьян Пот (Bertjan Pot) и Мартен Баас (Maarten Baas). Патрисия Уркиола (Patricia Urquiola) и Марсель Вандерс (Marcel Wanders) слегка не вписываются в рамки хронологически, но по духу они здесь же.

Взросление или ранняя молодость «иксов» совпали с подъемом брендов. Как пишет Наоми Кляйн в книге «No Logo. Люди против брендов», после экономических штормов 1980-х корпорации решили пересмотреть свою маркетинговую стратегию и перевели главный прицел с покупателей-бумеров на молодежь. В Америке это принимало порой агрессивные рекламные формы: и в «Симпсонах», и в мультсериале MTV «Дарья» (кстати, он отлично передает teen spirit «иксов») есть целые серии о том, как компании продвигают свои продукты прямо в школах.

Итак, бренд становится новым маркером ценности. Как реагирует дизайн? Он частично превращается в моду. Новое поколение улавливает идею постоянной сменяемости — коллекций, моделей. И еще — делает ставку на эмоциональную привлекательность. В Apple, в команду Джобса, приходит джениксер Джонатан Айв (Jonathan Yve) и в 1998 году проектирует iMac — этот моноблок не похож на топорные компьютеры-«ящики», что выпускались до сих пор: обтекаемые формы, приятный цвет, круглая мышь — так и хочется погладить.

Эмоциональность, пожалуй, одна из самых ярких черт дизайна поколения: как сказал Хайме Айон в интервью, «нужно научиться следовать эмоциям». Это касается не только эмоциональности «на продажу», но и той самой, что веселья ради: дизайнеры-«иксы» много играют. Это и постмодернистские игры с формой, и остроумные эксперименты с технологиями. Токудзин Йосиока, например, выращивает кресла из кристаллов. Еще один японец Оки Сато из студии Nendo продолжает вроде бы национальные традиции минимализма, но добавляет твист: то соединит душ со светильником (коллекций Lamp Shower для Axor), то придумает силиконовые вазы, которые надо топить в воде (Jellyfish).

Еще одна важная (и не менее веселая) для джениксеров сфера — дизайн на грани с артом. Тут сильны голландцы: Moooi во главе с Марселем Вандерсом, Studio Job — дуэт Йоба Смитса (Job Smeets) и Нинке Тинагель (Nynke Tynagel). Последние вообще больше нацелены в сторону современного искусства, но при этом золотые носы, пучеглазые тыквы и прочие сумасшедшие арт-объекты limited edition сочетаются в их ассортименте с вполне прикладными вещами — ковриками, обоями, светильниками, мебелью, в которых, впрочем, иронии и гротеска не меньше. Moooi визуально более сдержан, но его объекты — тоже результат остроумных арт-игр: на голову лошади водрузить абажур или под кофейный столик подложить свинью в натуральную величину — да почему бы нет?

Вместе с тем «иксы» умеют сочетать в дизайне эмоцию и функцию. И это уже не рационализм, а скорее рациональность. Константин Грчик, например, создает с помощью компьютерного моделирования причудливую мебель вроде знаменитого стула-каркаса Chair One для Magis или «кружевных» пуфов Osorom для Moroso, которые с первого взгляда вызывают реакцию — «о, это так круто и странно выглядит!» — но ради вау-эффекта дизайнер не идет на компромиссы в отношении удобства. Лука Никетто придумывает столики Poliart для Casamania в виде карт европейских городов и «робостулья» Robo для Offecct, вдохновленные клипом Бьорк All Is Full Of Love, но уверен, что главное в дизайне — баланс между эстетикой и функциональностью.

МИЛЛЕНИАЛЫ: БЛИЖЕ К ЗЕМЛЕ

Прямо сейчас самое молодое поколение дизайнеров, которые уже набрали обороты, — это миллениалы: люди, рожденные с начала 1980-х до середины — конца 1990-х. Они росли и взрослели в цифровую эпоху, но «цифровыми аборигенами» назвать их полностью нельзя: старшие еще застали мир без массового распространения цифровых гаджетов, могли сравнить «до» и «после», и отсюда — ощущение как минимум двух прожитых разных жизней уже к тридцати с небольшим. Может, это одна из причин, почему поколение Y больше предыдущих ностальгирует по прошлому, и не только по своему: «игреки» возвращают в моду ретро и винтаж, создают оммажи классике от Баухауса до mid-century и далее. Но при всей любви к цитатам, старому и состаренному не готовы полностью променять вселенную возможностей цифровой эры и новых технологий на вечную карусель ремейков.

Критически важная черта дизайнеров-миллениалов — экосознание. К этому типу мышления бумеры и «иксы» если и приходили, то более или менее постепенно, а в миллениалов он был встроен практически с детства. Поэтому в дизайне, который они создают сегодня, тема экологичных материалов и переработки звучит настойчиво. Немец Себастьян Херкнер (Sebastian Herkner), дизайнер года по версии Maison & Object 2019, уже успевший поработать с Moroso, Gervasoni и Thonet, создает плетеную мебель Caribe из переработанного пластика для компании Ames.

Голландка Марьян ван Абель (Marjan van Aubel) делает столы, от которых можно заряжать гаджеты: цветные столешницы с помощью солнечных батарей вырабатывают энергию. Выпускница Королевского колледжа искусств Тесса Сильва-Доусон (Tessa Silva-Dawson) придумывает необычную замену пластику: ее аксессуары Protein изготавливаются методом формования массы из органических отходов — остатков коровьего молока с ферм. Еще один пример «дизайна из еды» — стул из кофейных зерен, показанный на SaloneSatellite 2019, автор — Кристен Ванг (Kristen Wang) из Мельбурна.

При этом миллениалы умеют отвечать на вопросы экологии нескучно. В дизайне это по-прежнему как будто игра: например, на фестивале D’Days в 2017 году голландка Тереза ван Донген (Teresa van Dongen) представила светильник Spark of Life, работающий на энергии бактерий в его отсеках. Чтобы лампа светила, ее нужно «поить»: подливать воду и ацетат. Впрочем, игровой подход не отменяет серьезности темы, которая в дизайне следующего поколения — зумеров — наверняка станет еще важнее.

Еще один аргумент миллениалов — цвет. Молодые, но уже звездные британцы Бетан Лора Вуд (Bethan Laura Wood) и Люк Эдвард Холл (Luke Edward Hall), например, на работу с цветом делают главную ставку — и выигрывают: в списке клиентов первой — марки Kvadrat, Rosenthal и Hermès, второго — Burberry и Richard Ginori. Из «коротких трендов» никак не уходят фисташка, пудра и все оттенки розового — как будто после диеты на сдержанных тонах мы никак не можем насытиться.

Дело тут, возможно, еще в одной черте дизайна миллениалов — «инстаграмизации» (запрещенная в России экстремистская организация) пространства: интерьеры и предметы создаются так, чтобы круто смотреться в ленте. Этому явлению посвятил инсталляцию Show-Room на Maison & Objet 2018 года арт-директор французского креативного агентства NellyRodi Венсан Грегуар (Vincent Gregoire). Чтобы описать то, что происходит с современным дизайном, он использовал несколько другой термин — «шоурумизация»: интерьеры становятся похожими на шоурумы (мы меньше прячем вещи и больше демонстрируем их) и обрастают яркими «сценическими» чертами.

Вместе с тем у поколения Y, уже несколько утомленного глобализацией, вырос запрос на национальную идентичность в дизайне. Многие русские и постсоветские дизайнеры, которые наконец-то выходят на мировую сцену и играют на равных с западными, экспортируют национальный бэкграунд — но не лубочный, а переосмысленный. Как, например, IZBA Project на Миланской неделе дизайна 2014 года от Александра Каныгина, Ярослава Мисонжникова и еще шести москвичей и петербуржцев: лаконичные и функциональные предметы, от систем хранения до пуфов и шкатулок, вдохновленные обстановкой русской избы.

ЗУМЕРЫ: ВЫЗОВЫ БУДУЩЕГО

Что дальше? Старшим представителям следующего поколения Z сейчас всего двадцать с небольшим. Это те самые истинные «цифровые аборигены», которые не видели мир без интернета и смартфонов. Они уже с детства интересуются технологиями и беспокоятся о планете: подростки стыдят мировых лидеров за равнодушие к проблемам экологии и изобретают полезные вещи, которые можно напечатать на 3D-принтере (московский школьник Никита Круглов, например, пару лет назад напечатал шины для ускорения сращивания переломов). Они ценят внутреннюю свободу, искренность и равенство. Все это, конечно, отразится в их дизайне.

А еще зумеров и тех, кто родится после, ждет особый вызов: через какое-то время им придется уделять больше внимания дизайну, ориентированному на пожилых (тогда это будут миллениалы и «иксы»). Население планеты стареет: по прогнозам ООН, к 2050 году количество людей 60 лет и старше увеличится вдвое и достигнет 2,1 млрд — их станет больше, чем молодежи в возрасте 15–24 года. При этом многие пожилые не сойдут со сцены и продолжат активно работать. Что, впрочем, не помешает молодым талантам быстро выходить на ту же сцену и становиться известными уже в юном возрасте благодаря возможностям цифрового мира: например, Люка Эдварда Холла команда Burberry нашла через его инстаграм — (запрещенная в России экстремистская организация) схемы успеха изменились уже сейчас.

Текст ОЛЬГА ПОХОДЗЕЙ