Заха Хадид (1950–2016), английский архитектор иракского происхождения, изучала математику в американском университете Бейрута, потом училась в школе Архитектурной ассоциации в Лондоне. Начала карьеру в бюро Рема Колхаса, в 1980 году основала собственную фирму Zaha Hadid Architects. Среди главных ее работ — Центр современного искусства Розенталя в Цинциннати, Центральное здание завода BMW в Лейпциге, Центр водных видов спорта в Лондоне и музей MAXXI в Риме. В России построено два здания по проекту Захи Хадид — бизнес-центр Dominion Tower на Шарикоподшипниковской улице в Москве и особняк, принадлежащий Вячеславу Доронину на Рублево-Успенском шоссе.
Внутрь (если не сказать в чрево) здания, построенного Захой Хадид, я попала впервые только год назад. До этого момента я вполне сознательно избегала встречи с ее шедеврами, которые были куда больше похожи на порождение инопланетного разума, чем на дело рук человеческих. Эта холодная органика отталкивала меня, не давала возможности вычленить источники вдохновения и вставить постройки Хадид в стройные искусствоведческие схемы.
Да и, положа руку на сердце, мне не очень хотелось помещать собственное несовершенство в созданный ею идеальный мир — уж слишком силен казался контраст. Но прошлой весной, оказавшись в Риме, я совершила сорокаминутный марш-бросок от Пьяцца ди Спанья в совсем не парадную часть города, где между типовыми домиками 1970-х годов и промышленными складами стоял в своем змееподобном великолепии Национальный музей искусств XXI века, или, как его называют, MAХХI.
До этого я читала множество разгромных рецензий на это сооружение. Его обвиняли в полном несоответствии своему предназначению — слишком много места и внимания посетителей отнимают футуристические лестницы и слишком мало остается на собственно искусство, из-за которого мы все здесь и собрались. И с критиками поспорить сложно, сейчас я с трудом вспоминаю что-нибудь, кроме завораживающего контраста гладкого белого и черного кориана (фирменного материала Захи, позволяющего создавать бионические структуры) и живой бетонной поверхности.
В битве «Хадид против итальянского контемпорари» Заха ведет с разгромнейшим счетом. Но зато от своих собственных претензий я полностью избавилась: представшая передо мной архитектура имела отчетливые древние итальянские корни. Если бы Пиранези жил сегодня, то его фантазии выглядели бы именно так, — и архитектура совершенно не давила своего скептического зрителя. Она скорее нежно направляла человека, указывая самый эргономичный путь из точки А в точку Б.
Да, ты чувствовал себя маленьким ребенком, столкнувшимся с чем-то настолько огромным, что это сложно освоить, но чувствовал и бережность, с которой относится к тебе высший разум, придумавший все это. Показательно, что при встрече с самой Хадид ощущения возникали примерно такие же. Ее величественное появление в любом помещении трудно было пропустить.
Когда она обращала на тебя внимание, ты оказывался под пронизывающим взглядом усталого бога. Заха вежливо и вдумчиво отвечала на вопросы, которые ей задавали тысячи раз. «К какой культуре вы чувствуете свою принадлежность — к западной или к восточной?» — «Я родилась в Ираке, в стране, которой больше нет — поэтому я арабка. Но училась и развивалась в Лондоне — поэтому я западный человек. А моя архитектура национальности не имеет».— «Сложно ли женщине в архитектурном мире мужчин?» — «Конечно. Людям вообще сложно привыкать ко всему новому. Тем более мужчинам сложно привыкать к тому, что у женщины есть свое мнение». — «Из вас делают икону феминизма, как вы к этому относитесь?» — «Если мой опыт поможет кому-то другому воплотить свои мечты, то я и на это согласна». — «Что для вас самое сложное в работе архитектора?» — «Объяснить другим людям, что, хотя они и привыкли к прямоугольным зданиям, это далеко не единственный способ освоения пространства».
Заха стала первой женщиной, получившей Притцкеровскую премию, этот «Оскар» архитектурного мира, но справедливости ради надо заметить, что ничего «женского» в ее работах нет. «От меня ждут, что я стану строить «миленькие» вещи только потому, что я ношу юбку, — постоянно повторяла она. — Но я не милый человек, мне не нравятся все эти гендерные штучки. Я даже готовить так и не научилась».
В ее лаконичной лондонской квартире действительно кухня отсутствовала как класс, Хадид убрала ее за ненадобностью и поставила на освободившемся месте гигантский стол, на котором рисовала. Было ли в ней что-нибудь человеческое, спросите вы? Конечно, отвратительный, как, впрочем, и у большинства людей ее профессии, характер, из-за которого она первые двадцать лет своей жизни была исключительно бумажным архитектором. Она проигрывала десятки и сотни тендеров, потому что ее идеи были слишком инновационны, а тон слишком безаппеляционен.
Первым реализованным проектом Хадид стала перестройка пожарной части на территории кампуса Vitra в Вайле-на-Рейне — неудивительно, что именно здесь талантливейшему аутсайдеру дали шанс. В Vitra Fire Station меньше бионики, чем в поздних работах Захи, но уже есть и глубокое понимание динамики и движения тектонических масс ландшафта, и остроумная работа с интерьерами, и преодоление набившего оскомину деконструктивизма. Но вообще, оглядываясь назад, так и тянет назвать все ее шедевры — от олимпийского London Aquatics Centre до Культурного центра Гейдара Алиева в Баку и от скамейки Serac до выполненных на 3D-принтере футуристических туфель для United Nude — разбросанными по миру частями одного большого целого.
Хадид оказалась удивительно последовательной в своем движении, и если представить город, в котором собраны все ее работы, то он будет выглядеть, конечно, крайне экстравагантно, но при этом очень органично. Заха Хадид умерла в возрасте 65 лет от вызванного затянувшимся бронхитом сердечного приступа, неожиданно для всех и, похоже, в первую очередь для себя самой. В разработке ее бюро сейчас находятся около 40 проектов, которые должны были быть закончены в течение следующих пяти лет.
Уильям Савайя и Паоло Морони, бюро Sawaya & Moroni, о дружбе с Захой Хадид:
1988 год. Милан. Дни выставки Salone del Mobile. В Rolling Stone — презентация проекта одного иракского архитектора. Must see! Уже в дверях нас полностью дезориентирует вибрирующий голос египетской певицы Умм Кульсум, звучит композиция Al Atlal как предчувствие чего-то важного. Нас представили. «Очень приятно». И нам. Действительно, очень.
1993 год. Вайль-на-Рейне. Открытие пожарной части на кампусе Vitra. Заха — уже не «один архитектор», а восходящая звезда.
1994 год. Афины. Встречаемся взглядами в ресторане L’Abreuvoir. Обменялись улыбками, и вот уже за одним столом договариваемся о встрече.
1995 год. Лондон. Старая квартира по адресу 10 Courtfeld Gardens. Сидим на полу, вокруг на ковре эскизы — выбрать один просто невозможно. Заказываем чайный и кофейный сервизы из серебра. Заха в шутку переименовывает нас: «Уильям — ты не Уильям, а Билл, а Паоло — ты будешь Пао-Пао». Что было дальше? — Множество критики. Большой успех. Заха решает сама, какое впечатление производить, вызвать ненависть или любовь. Она могла вдруг заговорить голосом глупой маленькой девочки, это у нее получалось превосходно. Или в другой ситуации быть взрослой и саркастичной: отпустить едкую шутку и заставить всех смеяться до слез. Любительница вкусно поесть, она обожала открывать друзьям адреса лучших ресторанов. Я помню, как однажды в Лондоне мы поедали в салоне авто, по ее словам, «лучшую в городе» фалафель и шаурму. Капли соуса предательски капали на одежду и сиденья. Мы прятались от взглядов прохожих. Силой своей харизмы Заха всегда заставляла людей останавливаться и глазеть. Она носила королевские ювелирные украшения и наряды кинодив. Наша планета была для нее слишком тесной. Уверены, и там, где она сейчас, Заха наверняка уже продвигает свои революционные идеи, перекраивая пространства и миры, моделируя новые формы. Мы забыли упомянуть один факт. В тот вечер, когда Заха дала нам прозвища Билл и Пао-Пао, она добавила: «Вижу, что Паоло не знает, как правильно ко мне обращаться, как впрочем, и все западные люди. Но вы двое должны уяснить себе: меня зовут За-хá! Ударение на второй слог. Переводится как «гордость». Невозможно было придумать более подходящее ей имя. Дорогая гордость, мы будем скучать! Твои Билл и Пао-Пао.
P. S. Паоло Морони: «Кажется, Hadid по-арабски означает «сталь».